Путь к океану (сборник)

Христофор Георгиевич с опасением глянул на лей­тенанта, допекавшего его шутками. Казарский, пря­ча сдержанную улыбку на тонких губах, поднес к глазу зрительную трубу.

– Все шутить изволите, господин лейтенант, – недовольно процедил Новосельский, трогая мизинцем зуб, который начинал ныть.

– Смеяться, Федя, не грешно над тем, что кажет­ся смешно, – отвечал Скарятин, кивая на коренастую фигурку переводчика.

– Вона! Вона! Эх! Эх! – закричал Притупов. – Господа, дельфины!

Все, кроме вахтенного начальника и Казарского, подошли к борту. От брига и высоких парусов на мо­ре ложилась тень. Вода там была темная, сине-зеле­ная, но прозрачная. Торопливые крутые волны, рассыпаясь белой пеной, одна за другой отставали от брига. Между ними мелькнул в воздухе черный круг­лый горб спины с острым плавником, сверкнуло бе­лое брюхо.

Одна за другой проносились под водою быстрые тени. Гладкие, тугие тела вылетали на поверхность и уходили вглубь.

– Эвона! Эвона! Эх, эх! Красота! – восхищенно покрикивал Притупов.

– Кефаль, кефаль! Они кефаль гонят! – закричал грек, указывая вперед.

Серебром сверкающая кефаль стайкой прошла под киль брига.

Скарятин не выдержал, подошел глянуть за борт.

– Кефальчики, толстячки! – с умилением сказал он, причмокивая полными, яркими губами.

– Поохотиться бы, господа, а? – оживившись, сказал Новосельский, забывая про ноющий зуб. – Господин капитан, разрешите?

– Что ж, пожалуй, – отвечал Казарский.

– Васютин, ружья тащи! – радостно закричал Скарятин, но, вспомнив, что он на вахте, нахмурился и, отойдя к компасу, сердито закричал на вахтен­ных: – Вперед смотреть!

Расторопный Васютин, неистово топоча, уже та­щил на ют ружья и заряды.

Притупов и Новосельский сделали несколько вы­стрелов. Движения дельфинов были очень быстры, а, кроме того, преломление света в воде обманывало, и офицеры промахнулись. Переводчик с вожделением поглядывал на стрелков, не решаясь попросить ружье.

– Мазилы! – не утерпев, сказал Скарятин. – Вы штурмана позовите. Он промаха не даст.

– Верно! – Притупов положил ружье. – Где он? Господин поручик! Прокофьев!

– Он письмо невесте пишет, – сказал Новосель­ский и, скривив красивое лицо, схватился за щеку. – Ой, проклятый зуб! Не даст мне спать сегодня – чув­ствую, что не даст!

Лейтенант был мнителен и боялся боли.

Скарятин посмотрел вверх, на высоко к небу взды­мавшиеся паруса, и засмеялся.

– Ох, любовь, ну и любовь! С каждой стоянки мешок писем отправляет. А предмет стоит того.

– Варвара Петровна – девица просто прелесть, – задумчиво сказал Притупов.

– Господа, господа... – укоризненно покачал го­ловой Казарский.

Скарятин встрепенулся, покраснел и стал в под­зорную трубу осматривать горизонт.

– Господин лейтенант, – решился наконец пере­водчик, – позвольте ружье, дельфина стрелять.

– Промахнетесь, любезный, – холодно сказал Но­восельский.

– Пробовать надо!

Христофор Георгиевич взял ружье, и когда круг­лая, блестящая спина дельфина выскочила из воды, грянул выстрел. Дельфин ухнул в воду, вода запени­лась от его судорожных движений и окрасилась кровью.

– Ого! – сказал Притупов, с уважением взгляды­вая на толстенького человечка, лицо которого покрас­нело и светилось гордостью.

– Довольно, господа, – сказал Казарский, – на фрегате сигнал. Что там, Нестеренко? – обратился он к сигнальщику.

– Прибавить парусов и держать линию, – от­стаете.

Казарский густо покраснел и, отворачиваясь, ска­зал Скарятину:

– Распорядитесь, Сергей Александрович.

Парусов прибавили с быстротой почти волшебной.

Лейтенант Казарский, вступивший во флот волон­тером тринадцати лет от роду, был образованным, опытным и заслуженным моряком, отличившимся при взятии Анапы и Варны. У подчиненных он пользовал­ся уважением и безграничным авторитетом. Судно его было в идеальном порядке, команда натрениро­вана и вышколена великолепно. Упрек командующего эскадрой глубоко задел лейтенанта.

По окончании маневра Скарятин подошел к коман­диру и сказал сочувственно:

– Конечно, «Штандарт» и «Орфей» лучшие во всем флоте ходоки, но и то надо принять в расчет, что «Меркурий» с самого построения не кренговали[69]. Под брюхом у нас небось борода фута на три. Какой тут может быть ход?

– Да, обросли изрядно. Это влияет на ско­рость, – отрывисто ответил Казарский.

Смеркалось быстро. В небе затеплилась первая робкая звезда. Ветер немного упал. Запад, только что горевший золотыми тонами, теперь сиял бледным се­ребром, а на востоке небо и море уже окутывал ноч­ной сумрак.

Судно, с плеском и шорохом рассекая воду, резво шло прежним курсом. Высоко в небо над головой ухо­дили ярусы парусов. На баке колокол пробил склянки.

– Охо-хо! – вздохнул Новосельский. – Пошли в кают-компанию, господа. Боюсь, как бы зуб не за­студить.