Путь к океану (сборник)

Скарятин выронил ковш, но лейтенант мигом под­нялся на ноги, пошатываясь и размазывая по лицу кровь.

– Ты ранен? – крикнул Скарятин.

– Ерунда! – сердито махнул рукой Новосель­ский. – Антипенко, прицел! – крикнул он усатому комендору и вместе с ним кинулся проверять наводку пушек. – Первая!

Загремел бортовой залп, и когда дым немного ра­зошелся, громкое «ура» прокатилось по морю. Ново­сельский разбил у врага часть рангоута и перебил много снастей. От этого вся оснастка судна ослабела, и корабль, опасаясь потерять мачты, не мог уже идти полным ветром. Дав последний залп, не причинивший «Меркурию» вреда, стодесятипушечный корабль лег в дрейф и вышел из боя.

Остался один семидесятипушечный противник. Кренясь, на всех парусах он выбегал из-за дрейфо­вавшего капудан-паши, намереваясь добить «Мерку­рия».

Неравный бой продолжался. Теперь русские моря­ки, выбившие из строя более мощного врага, дрались еще яростнее. Неприятель приблизился, но держал почтительную дистанцию. Когда Казарский, маневри­руя, кидался к нему навстречу и «резал нос», чтобы избежать бортовых залпов, турецкий корабль паниче­ски отворачивал в сторону.

Улыбка искривила тонкие губы Казарского. Он по­нял, что паша, видя отчаянную решимость русских моряков, не без основания опасается, что бриг сва­лится с ним на абордаж и взорвет себя вместе с врагом.

Около пяти часов удачный залп брига повредил оснастку турка. Огромные брусья рухнули на палубу, увлекая за собою паруса и оголяя мачту. Корабль за­метно потерял скорость. Снова «ура» прокатилось по морю.

Прокофьев и Притупов с матросами лихорадочно работали, восстанавливая паруса, и бриг, все более и более окрыляясь, наддавал ходу под ровным ве­терком.

Около половины шестого паша, безнадежно отстав, лег в дрейф и отказался от преследования. Солнце клонилось к потемневшему морю. Закопченные и изо­рванные паруса «Меркурия» стали золотыми. Гордо и уверенно резало воду героическое суденышко, боль­ше трех часов сражавшееся с противником, в десять раз сильнейшим, и вышедшее победителем в этой схватке.

На рассвете 15 мая шесть линейных кораблей адмирала Грейга, шедшие на всех парусах, чтобы ото­мстить за гибель «Меркурия», увидели на горизонте идущее на всех парусах судно и с изумлением узнали в нем бриг, который считали погибшим.

НИКОЛКА

Когда фрегат входил на рейд Петропавловска, ма­ленький камчадал Николка, сын каюра, возившего почту в Большерецк, ловил на взморье крабов, вместе с дюжиной широколицых и узкоглазых товарищей, бродя по колено в холодной воде, среди скользких и мшистых зелено-черных камней. Первым увидел суд­но семилетний Баергач.

– Транспорт из Охотска! – крикнул он.

«Аврора», на всех парусах выбежав из-за мыса, надвигалась теперь неторопливо и величественно, го­ня под носом белый бурун.

Николка загоревшимися глазами оглядывал мно­гоярусные выпуклые паруса, изящные обводы черного корпуса, опоясанного широкой белой полосой с чер­ными квадратами пушечных портов.

– Ай-ай, какой молодец! Ай-ай, как птица ле­тит! – восхищенно нараспев оказал он.

По гладкой воде залива далеко разнеслись трели свистков. Черные фигуры матросов замелькали среди пышно вздутых белых парусов, и вот паруса стали быстро таять, обнажая мачты. Загремел, всплеснув, якорь, и судно, замедляя ход, стало описывать полу­круг на натянувшемся якорном канате. Все это про­изошло с чудесной быстротой.

От фрегата отвалил вельбот и ходко пошел к при­стани. Николка, поднимая тучи брызг, опрометью вы­скочил на берег и во весь дух помчался туда же. Остальные, позабыв про добычу, с криками понеслись следом.

Вельбот быстро шел к берегу.

Ча-чак! Ча-чак! – слышен был мерный стук уключин.

– Весла на валик! – раздалась команда.

Узкие весла в один общий взмах, как копья, вста­ли торчком над головами матросов. Вельбот, лихо разворачиваясь, бортом подошел к пристани.

Николка подбежал к мосткам.

Его узкие глаза от удовольствия совсем преврати­лись в щелку, а широкий рот растянулся в блаженной улыбке. Николка восхищенным взором проводил свер­кающих пуговицами и эполетами офицеров, которые, выйдя на берег, направились в город. Он пробрался к самому вельботу, непочтительно толкнув трактир­щика и подрядчика Кузьмичева, и стал жадно рассматривать красивое суденышко с отполированными дубовыми скамейками, на которых сидели матросы, эти удивительные люди в таких прекрасных костюмах. Горячее желание хотя бы только посидеть с ними ря­дом охватило мальчика.

Кузьмичев между тем, по праву своего более высо­кого общественного положения, прежде других жите­лей завязал степенный разговор со старшиной вель­бота.

Загребной Синицын, немолодой матрос с серебря­ной сережкой в левом ухе, неторопливо раскуривал трубочку. Кузьмичёв справился, откуда пришло судно, и, узнав, что из Кронштадта, с уважением крякнул, погладил бороду и продолжал:

– А не слышно ли чего, служивый, в рассуждении военных действий?

Загребной, лениво глядя в сторону, пососал трубку, выждал паузу, чтобы не уронить своего достоин­ства, и, помолчав, ответил: