Но вот что удивительно – учёные признаются, что они счастливы, когда делают открытия, а писатели, художники и композиторы испытывают те же чувства, когда им удаётся создать оригинальное произведение, какого прежде никто не смог создать. То ли они обманывают нас, то ли творят без помощи ума? Психиатр Михаил Кутанин попытался совместить талант с безумием – в конце 20-х годов были опубликованы две его статьи: «Гений, слава и безумие», «Бред и творчество». Вот что он писал:
«Творческий процесс, – это надо считать установленным – происходит вне сферы ясного сознания. Создать аналитическим умом, "надумать" картину, поэму, симфонию – нельзя. Для этого нужно иметь специальный дар, и самое произведение появляется в главных своих очертаниях неожиданно из таинственных недр бессознательного; оно приходит из тех же областей, где возникает бред и близкие к нему патологические и сходные с ними состояния».
Подробно эта теория обсуждается в одной из глав книги «Вообрази свой мир! Из жизни гениев и психов», а здесь ограничимся теми аргументами Кутанина, которые так или иначе связаны с проблемой счастья. Что это за «специальный дар», психиатр так и не смог нам объяснить, да и откуда ему это знать, если не создал ни поэму, ни симфонию? Что ж, пришлось призвать на помощь Ницше:
«В момент творчества ты только воплощение, только медиум высших сил. Что-то внезапно с несказанной уверенностью и точностью, становится видимым и слышимым и до самой глубины потрясает и опрокидывает человека. Тут слышишь без поисков, берёшь, не спрашивая от кого. Мысль вспыхивает, как молния… Это какое-то бытие вне себя, с самым ясным сознанием бесчисленного множества тонких дрожаний. Это глубина счастья, где самое болезненное и самое жестокое действует не как противоречие, но как нечто логическое».
Можно согласиться с тем, что мысль или образ приходит в голову внезапно, когда вроде бы нет никаких предпосылок для этого явления. Особенность этого процесса в том, что всё, казалось бы, происходит без участия ума. Однако Кутанин вслед за откровением философа приводит мнения известных композиторов:
«Моцарт изображает, например, в своих самопризнаниях процесс творчества, как непроизвольную игру мыслей и образов, озарявших его против его воли, как в прекрасном сне: "Откуда и как, этого я не знаю, да я тут и не при чем"».
Присутствие мысли означает наличие ума – ну и где тут признаки безумия?
А вот как Вагнер объяснял возникновение в своём сознании отдельных фрагментов оперы «Тристан и Изольда»:
«Вдруг постучался ко мне мой добрый гений, моя прекрасная муза, и всё осветилось в одно мгновение. Я сел за рояль и стал писать с такой стремительностью, как будто я всё уже знал наизусть».
Сходным образом процесс творчества описывает Чайковский:
«В другой раз является совершенно новая самостоятельная музыкальная мысль… Откуда это является – непроницаемая тайна… Сегодня, например, с утра я был охвачен тем непонятным и неизвестно откуда берущимся огнём вдохновения, благодаря которому я знаю заранее, что всё написанное мной сегодня будет иметь свойство западать в сердце и оставлять в нём впечатление».
Итак, по-прежнему неясно – что, откуда и почему? Кутанин пытается найти ответ во сне – к счастью, не в своих сновидениях:
«В психической полутемноте или, ещё чаще, в полном мраке душевной деятельности возникают симфонии, баллады, песни, сказки и произведения изобразительных искусств… Нередко художники, писатели и поэты сами сравнивают свои творческие переживания со сном… Когда мы всмотримся внимательнее в сонное переживание, то мы должны будем сказать, что границы между нормой и психической болезнью стёрты. Сумеречное состояние истеричного построено по тому же трафарету, что и сновидение».
Не стану злоупотреблять психиатрическими терминами, поскольку и без того ясно: в творческом процессе без ума никак не обойтись, но озарение вызвано не тем умом, к которому большинство из нас привыкло. Есть ещё кое-что, о чём речь пойдёт в следующей главе. А завершая главу о счастливых дураках попробую дать характеристику этому феномену.
Такой человек не сознаёт опасности. Его наивность в восприятии окружающего мира беспредельна. Он радуется всему, и даже падая с крыши небоскрёба он испытает чувство радости от свободного полёта, не думая о том, чем всё это закончится. Так и проходит его жизнь – но такого счастья не пожелаю никому.
Глава 15. Те же и «второе я»