Путь к себе

Васюта едва поспевал за ним. Ужин прошел в молчании. Буркнув что-то, по-видимому, должное означать «Спокойной ночи», Линн завалился на свой топчан. Васюта тоже лег, но ему не спал ось. Снова и снова он перебирал в уме то, что происходило вчера и сегодня на площади. Все-таки странно это. Почему, если определить направление движения огней, Сфера перестанет сжиматься? Ну, ладно. Пускай. Предположим. Но почему они сорок дней подряд его определить не могут? Что же здесь сложного? И что же этот их знаменитый гений — Лаланд, кажется? Объем Сферы он определил, а куда три огонька движутся — это он определить не может?

Что-то тут не так… Вот и Линн говорил; А что он еще говорил? Не могут же все сразу ошибаться… Не могут? Или могут? И ведь не сразу… Да, да — не сразу, вот в чем дело. Начали выкрикивать до того, как огни двинулись… Значит, еще до того, как они увидели, они знали, как надо видеть. А другие? Те, которые не знали, как надо видеть?

Каждый из них видел что-то свое. Но не был уверен… Да, не был уверен… А те были уверены… А потом и другие увидели то же самое и враз уверились. Потому что, когда людей много и они видят одно и то же, они в этом уверены. А если все видят одно, а кто-то видит другое, что тогда? Тогда он в этом не уверен… Так, так… Здесь что-то есть… Думать, думать… Вот, скажем, Линн. Он ведь вчера сначала увидел что-то свое. Верхний огонь у него куда-то не туда поплыл. Но все видели не так, как он. И он это знал. И тогда он стал видеть, как все. Да, но если он сначала видел одно, а потом стал видеть другое — что же происходило на самом деле? На самом-то деле куда они двигались? Влево — я видел. Да, но когда я это увидел? Ну-ка, вспоминать, вспоминать… Сначала они не двигались… Потом начались крики… А потом я увидел, как они пошли влево. Значит, я сначала услышал, а уже потом увидел. Сначала услышал и узнал, как видят все. А потом увидел то же самое, что видят все. И сегодня было так же. А поскольку это видят все — значит, так оно и есть на самом деле? Но раз произошло сжатие — значит, это неправильно. Значит, все могут видеть не то, что есть на самом деле. А чтобы увидеть то, что есть на самом деле, надо… надо… надо не видеть то, что видят все. Надо не знать, что они видят. А как это — не знать? Надо не слышать то, что они видят. А как это сделать? Уши воском заткнуть, что ли? Это что же получается? Для того, чтобы видеть то, что есть на самом деле, надо уши затыкать?

А чтобы слышать — глаза закрывать, что ли? Нет, что-то не то. Попробуем еще раз. Что-то происходит — и я это вижу. Все другие видят что-то другое; неважно, почему, но другое. Я слышу об этом — и начинаю знать, что они видят другое. И начинаю видеть, как они. Они заставляют меня видеть так, как они. Но разве они заставляют? И как они это делают? Нет, они меня не заставляют. Я сам хочу видеть так, как видят они. Хочу? Но зачем мне это нужно? Затем, что, если я буду видеть не так, как они, не так, как все, я буду не прав. А что значит не прав? Буду ошибаться? Но ведь это все ошиблись — и я вместе со всеми. Значит, я не прав просто потому, что я один, а они правы только потому, что их много и все они видят одно и то же? Но ведь это значит… Это значит, что я боюсь быть не как все! И не я один… Каждый боится быть не как все. И тогда он сам изменяется… немножко, чуть-чуть… он начинает видеть не то, что он видел… и никто не заставляет, все сам… и становится как все… И их становится все больше… А те, кто видит не так, как все, начинают бояться еще больше… А чтобы это остановить, надо… надо перестать бояться! Перестать бояться быть не как все. И не нужно никакого воска в уши. Все можно слышать. Нужно только знать, что ты не боишься. Что все могут быть не правы, могут ошибаться. И тогда ты увидишь именно то, что видишь ты, а не то, что видят другие. Не бояться. Верить себе и не бояться.

Васюта уснул с ощущением того, что он открыл нечто необычайно важное; наутро это ощущение не только не пропало, но, наоборот, окрепло. День тянулся долго. Линн был мрачен, весь день возился в саду и никаких экскурсий по городу больше не предлагал. Впрочем, и осматривать уже было нечего.

К вечеру, также не говоря ни слова, Линн собрался, и они оба отправились на площадь. Тхорн со своим непременным телескопом, как всегда, был уже там. От его вчерашней растерянности не осталось и следа. Едва увидев Васюту, он ухватил его за рукав и лихорадочно зашептал ему в самое ухо:

— Я ввел поправку. Я не спал всю ночь, проверял и перепроверял свои расчеты. И я понял, в чем была ошибка. Да, признаю, я ошибался. Я не из тех, кто отказывается признавать свои заблуждения! — Тут он взглянул на Линна, и его бородка заносчиво вздернулась кверху. — Я переоценил степень жесткости системы. И недооценил количество степеней свободы. Я ввел поправку в свои формулы и установил, что сегодня два нижних огня будут перемещаться по вертикали вверх, а верхний — под углом 60 градусов влево и вверх.