За деревней лежала равнина, и по ней двигалась белогвардейская пехота, она наступала немецким клином.
С вражьей стороны, с северо-востока, донесся какой-то странный, тяжелый гул, режущий воздух.
— Еропланы! Летаки! — пронеслось над скалами и окопами партизан.
Высоко в небе показались два темно-серых аэроплана.
Петька Шумный, уже видевший аэропланы на Кубани, вслушивался в их рев и с тревогой посматривал по сторонам.
Взор Петьки остановился на партизане Дурнагае. Мясистое, цвета запеченного окорока лицо его с большими усами и маленькими зелеными глазками было полно ужаса и растерянности.
— Что с тобой? — спросил Шумный.
— Прямо на нас идут. Погибли… — пробормотал Дурнагай.
— Брось, нечего их страшиться, — сказал Петька и почувствовал на затылке леденящий холодок. — Вот жалко, что у нас нет таких штучек, — заметил он с горечью. — А может, это наши красные разведчики?
— Ховайся! — закричал кто-то в соседнем окопе.
Оглушительный грохот вихрем пронесся по окопам, срывая с людей фуражки, многих опрокинул и засыпал землей.
Петьке показалось, что под ним разошлась земля. Он выскочил из окопа, помчался за бегущим Дурнагаем, но грозный голос командира бросил обоих обратно в окоп.
По линии фронта как-то разом загремели взрывы снарядов, везде вспыхнула стрельба, рвались бомбы.
Всюду взметались вверх комья земли с разлетающимися по полю камнями и вырванными деревьями. Вверху клубились облака черно-бурого дыма. Сады трещали и валились, как под взмахами каких-то гигантских косарей.
Дурнагай с ужасом в глазах подскочил к Петьке.
— Ну какой толк бороться? Надо отступать, пока не поздно!
— Как тебя понимать? — спросил Шумный.
— Ну куда мы годимся? Все равно не выдержим, против нас пошли все иностранные державы. Видишь, у них какая техника? Без конца прут и прут. А у нас что?
Петька с удивлением поглядел на Дурнагая и сказал:
— Не так страшен черт, как его малюют. А потом — за Советы идет весь народ, а народ никому не победить! Ты только сам не плошай. Красная Армия близко…
Петька все внимательнее вглядывался в Дурнагая. Неужели он боится? Ведь смелый же, драчун, ему все нипочем…
Аэропланы врага, сбросив еще по одной бомбе, которые упали где-то возле города, улетели. Издали самолеты напоминали Петьке морских птиц, пролетавших над вспенившейся поверхностью моря.
Черный дымок стлался по траве и образовал волнистую дымовую завесу. За этой завесой и двигалась из-за полотна железной дороги пехота белых с западной стороны города.
Первые цепи шли такие же клинообразные, упрямые, как и те, которые двигались с севера. Издали они напоминали гигантскую зубчатку, готовую переколоть и смять все, что встретится на пути. На лакированных козырьках белогвардейцев играли отблески солнечных лучей. Черные английские винтовки казались длинными, как палки. Дальше двигалась еще пехота, ее колонны издали казались спичечными коробками.
По широкой линии каменоломен в сторону металлургического завода яростно гремел ураганный орудийный огонь. Белые со всех сторон двигались к этому огню и дыму, стараясь прижать к нему партизан, и в свою очередь изрыгали лавину ружейного и пулеметного огня. Они с криком, упорно лезли вперед.
За передней линией вражеских цепей Петька видел поле. Оно уже было усеяно десятками убитых и раненых солдат. Всюду метались кричащие люди, — сильные удары партизан расстроили первые ряды белых и на минуту приостановили наступление.
И когда враги бросили подошедшие свежие части, до Петьки донеслась команда:
— Вперед! В контратаку!
И вновь раздались крики, лязганье железа, топот, ржание лошадей. Из-за скал и бугров выходили отряды партизан. Одни шли как на учение, спокойно, красиво делали перебежки. Другие бежали гуськом по канавкам. Третьи, согнувшись, ровными линиями пробирались к намеченным пунктам.
Петька был оглушен грохотом новой канонады. Он выскочил из окопа и очутился в залитой горячим солнцем лощине, по которой двигалась его рота под командой Удедова. Он на ходу узнал, что она послана в обход врагу с фланга. Дело, говорили, предстояло опасное, но Петька старался об этом не думать.
Над головами двигавшейся вперед роты с воем пролетел тяжелый снаряд. Верхушки старых акаций, тянувшихся вдоль села, сгибались от ветра. Петька, оглядываясь, сказал:
— Вот это да!
— Что, понравилось? — спросил боец с широким, красным лицом.
Петька засмеялся.
Выпрыгнувший из карьера и куда-то спешивший командир Колдоба, пробегая мимо Петьки, улыбнулся и сказал, сверкая из-под черных усов белыми, как сахар, зубами:
— Это шальной снарядишка.
— От такого обидно умереть, — сказал Петька.
Орудийная стрельба внезапно оборвалась. Но сильнее затрещали пулеметы и отчетливее стали слышны человеческие голоса.
— Там врукопашную пошли! — проговорил Петька, и по спине его пробежали мурашки.
Солнце светило все ярче и ослепительнее. Становилось жарко. Рота прошла лощину и залегла на возвышении. Ей были видны линия хребта и равнинка, на которой шла ожесточенная схватка моряков с юнкерами.