А дальше… От минной полосы до наших позиций метров 100. Пока он не подойдёт до 40 метров, стрелять по нему бесполезно, хотя и потом нет гарантии, что КАЗ не успеет уничтожить ракету… А если он вообще не дойдёт до 40 метров? Встанет на 50 и начнёт расстреливать. Там же внутри него тоже не дураки сидят. Дураков бы в него и не посадили. И они тоже хотят жить. И тоже учились тому, как их могут уничтожить.
А у нас ведь ещё есть на линии соприкосновения остаток батальона. Как он станет действовать теперь?
— Аист, это Снегирь. Приём.
— Аист на связи.
— Обстрелять ранее указанный квадрат. Дать 3 залпа.
— Есть, Снегирь.
— Конец связи.
Тут заговорила ранее молчащая рация.
— Аллё. Аллё. Снегирь. Это Жаворонок (Раньеров). Наша помощь требуется?
Во вольный казак! Как будто может и не участвовать?! Как будто может уйти?! Или ему скучно?
— Тебя атакуют?
— Нет.
— Ты видишь противника?
— Нет.
— Так о чём ты докладываешь?!
— Я хотел спросить…
— Ты пьяный там?! Какого чёрта выходишь на связь не по делу? Работу себе не нашёл?
— Нет. Я хотел помочь.
— Жди приказа и докладывай об изменениях. Выполнять!
— Есть, Снегирь. Конец связи.
Во даёт! Еще и связь первым закончил. Вот выберемся оттуда, и сразу выговор получит. И надо бы к чертям лишить его командование взводом. Слишком жирно для него…
*** 07:34
Это уже не подвал майора. А поле противостояния. Т-95 остановился в 57 метрах от линии обороны. Два других подбиты, но он остался.
Выстрел в 7 секунд. Потом снова. И снова. Батальон чумов разбит. Но укрепления сносятся с каждым интервалом в 7 секунд всё больше и больше. Время идёт интервалами, а не секундами.
Кто-то не удержался и выпустил ракету — не долетела. Нельзя подбить. Отчаяние.
Поле. Танк. Спецназовец в пяти метрах. Рука и связка гранат.
Бросок!.. И танка нет.
Спецназовца тоже.
*** 07:42
— Снегирь, Снегирь! Приём. Это Синица.
— Снегирь на связи.
— Снегирь, клыки уничтожены! Квадрат чист!
— А танк?
— Танк тоже. Снегирь, квадрат чист!
— 300-х в 3-й куст. Конец связи… Аист, это Снегирь, приём.
— Аист на связи.
— Прекратить обстрел из пищалей.
— Есть, прекратить обстрел.
— Конец связи.
Болотников так хотел спросить о способе подбития танка: мало ли, что это могло бы значить, но Живенко настолько эмоционально возбуждён, что вразумительного ответа в ближайшее время и быть не могло.
Сейчас важнее было другое: насколько сохранены укрепления. А в этом можно убедиться только самому.
Поднявшись из подземелья майор тут же наступил на чей-то сапог. Очевидно, пока раненного несли по комнате, сапог слетел с ноги. Он не было окровавлен, зато был порван полями аж в двух местах.
Вокруг никто не стонал и почти никто не издавал вообще никаких звуков. И это из двадцати-то двух человек. Убитых четверо, скорее всего, это из первой атаки. Санитаров шестеро, в добавок к ним Шварценберг. Хотя правильнее говорить, это они в добавок к нему. Хмуроватый такой начальник, но только не во время операции. Тогда он уже отец родной — к каждому с душой и с тёплым словом: при таком даже слабый не закричит от боли. Искусством лечения собственным разумом доктор Фердинанд Шварценберг владел не первый десяток лет, система простая: меньше кричишь, больше думаешь о хорошем и чём-то далёком от сюда. Да, именно о далёком. В таких моментах только самое далёкое от тебя приходит в голове. Что-то хорошее и далёкое. Чего ты, может быть, уже никогда и не увидишь в жизни, но хотел бы. А самосознание собственной возможной радости — лучшее лекарство от уныния.
Выйдя на улицу, Болотников завернул за угол. За ним — его помощник, капитан Злыденко, с рюкзаком и наложенными в него пятью, включая запасную, рациями.
Увидев позиции, майор одобрительно кивнул головой: что ещё можно было ожидать после такого боя? Рубежа обороны просто нет: четыре разваленных дома, сгоревшая маскировка, пулемётные гнёзда, почерневшие от дыма и простреленные насквозь так, что через дырки свободно пролезет нога в сапоге. Единственное оставшееся — это окопы. Но даже, если бы и хватало людей, то следующую атаку всё равно не выдержать.
Болотников вынул рацию: «Сокол, я Снегирь. Приём»
— Сокол на связи.
— Всех раненных в 11-й куст.
«Есть, Снегирь», — Шварценберг не стал спрашивать, что делать с убитыми, ему не впервой, уже знает, что значит окружение — спасти раненных уже подвиг.
— Конец связи… Аист, это Снегирь. Приём.
— Аист на связи.
— Сменить часового (позиции). Теперь ваш 10-й и 11-й кусты. Пищали к углам (редутам) и развернуть на 6 часов.
— Есть, Снегирь.
— Конец связи. Жаворонок, это Снегирь, приём.
— Жаворонок на связи.
— Сменить «часового». Теперь ваш 14-й и 13-й кусты. Синим (при помощи радиовзрывателя) одуванить 16-й куст. Всем, что есть, кроме бумаги (дымовых зарядов) одуванить.
— Есть, Снегирь.
Майор приостановился, дожидаясь повторной ошибки своего подчинённого, но ничего подобного: «Конец связи, Жаворонок».
В этот момент рядом стоял Живенко. Лицо замучено, а глаза радостны и горестны одновременно. Ровно стоять не мог — не тот дух сейчас. Сейчас только после боя — выправка ни к чему.
— Миш, думать можешь?
— Так точно, товарищ командир.