Никого. Только верный заместитель Александр Зубков рядом. Никто не готовился бить в спину, группе не из-за чего расходиться. Тот случай, когда система предполагает возможность ошибки. Когда все согласны. Ведь система — не фундамент, а оболочка. Фундамент — мысли людей, которые сейчас согласны. Так думал Виктор, пока не увидел бешенные глаза Болотникова, не понимавшего, как ошибся его командир.
— Суд назначает командующим новосозданным штрафным батальоном Виктора Хмельницкого.
Виктор обернулся в сторону Зубкова. Глаза его не просто выдавали себя, они торжествовали и благодарили за такую возможность занять его место. Эти глаза лишь пару мгновений ещё бывшие столь невзрачными, сейчас бушевали пламенем власти.
«Зубкова в Главнокомандующие!» — крикнул кто-то справа, а затем тут же человек 50 поддержали его: «Да! Зубков! Главнокомандующий!!!»
Зубков поднял руку и помахал им.
Болотников что-то прокричал судьям и попытался побежать в их сторону, но гвардейцы тут же схватили его, и один из них стукнул его прикладом в затылок. Майор осел на колени и почти сразу исподлобья взглянул в сторону Виктора.
С другой стороны толпы стоял Миша Живенко, и из-за спин нескольких человек ему не до конца было видно, что происходит на площади. Рядом стояла Наташа, а ещё рядом командир спецназа Северский, тот самый, что так напряжённо бодался с Болотниковым при эвакуации из Кременчуга. И сейчас он стоял очень близко к Наташе, сжимая что-то в кармане куртки.
— Только двинься. — прошептал Северский. — И тебя, и её потом прикончим.
Мише в спину упёрлось что-то острое, и он ощутил присутствие ещё нескольких человек из спецназа. В это время ближе к левому краю площади кто-то стал кричать что-то за Хмельницкого, но сразу завязалась потасовка, и крики притихли.
Ещё с одной стороны выкрикнули «Зубрилов», и несколько человек двинулись к уже бывшему главнокомандующему, чтобы его отконвоировать. Кто-то уже подносил Зубрилову булаву, которую он торжество взял и взмахнув вверх выкрикнул: «Мы победим! За Свободную Землю!»
Судьи встали и торжественно поклонились. Кто мог что-то кричать против, пытался кричать против, но было поздно. Теперь перед всеми стоял новый Главнокомандующий, которого избрали прилюдно и также прилюдно утвердили в должности.
Верховный жрец
Совет шести. Тот же мрачный свет, те же недолетающие вопли из подвалов.
Все на месте. Снизу, из-под стола гнусный трясущийся голос главы Священного Сейма.
«Я слышал новости из 2-й стадии. Говорят всё портится. Что может сказать брат-жрец Гузох?»
Загнусавил Гузох: «Наш сектор проводит новые операции, новые облавы. Недели покаяния боятся всё больше. Больше осведомителей. Словом…»
«Словом, — перебил его Неврох. — всё, кроме цифр».
«Цифры в порядке, верховный брат-жрец Неврох», — тот уже не мог выдерживать эти заседания: всё любым путём, но движется к его «изгнанию».
По поводу этой стадии все решения давно были приняты, осталось доделать. Неврох продолжил: «Хорошо. А что может сказать брат-жрец Катох?»
— Мы придумали новую методику. Сейчас опробуем. Всё идёт по плану.
— Вот и хорошо. Кому-нибудь есть что сказать по этому поводу?
Никаких идей, предложений, даже вопросов. Ни о «новой» методике, ни о цифрах, ни о чём вообще. Все делали вид, что всё знают, но в реальности почти все только что и делали вид.
— Тогда объявляю совет оконченным. Следующий через 6 дней.
Все разошлись. Самох, руководитель сектора 360-о градуса, входящего в 1-ю стадию, открыл одну из пожелтевших дверей и спустился вниз по лестнице. Там его ждал Неврох.
— До чего же мне надоело вести беседы с этими холуями. Ничего, кроме как нести ахинею про нашу справедливость и доказывать бредни «Силанжах», больше делать не умеют.
— Самое интересное, что они сами в это верят — ухмыльнувшись, прогнусавил Самох. На него глава возлагал свои новые надежды. У него самый важный аппарат Инквизиции: надзор над СЧК и самой верхушкой. Только он сможет вернуть церкви её былое влияние, отнимаемое эсчекистами. Кроме того, у него правильные понятия относительно разграничения церкви от веры, а без этого нельзя стать верховным жрецом: только тот, кто видит настоящую разницу может убеждать остальных в единстве.
— Не мудрено… Не мудрено…
— Вы что-то хотели сказать, мастер?
— Да… Я чувствую кого-то, кто может нам помешать…
— Среди кого?
— Среди людей. — Неврох развернулся. — Я чувствую странного человека. Такого ещё не было. Он представляет серьёзную угрозу.
— Человек? Мастер, Вы…
— Не будь дураком. Я не хочу, чтобы когда-либо моё место занял опрометчивый чум. Эта их пропаганда про слабость людей стоит не дороже нашего «Силанжах»… Я никогда ещё не чувствовал такой силы.
— Скажите место, я вышлю агента.
— Не стоит… Я уже выслал… Месяц назад… А место… Как раз тот район, где мы используем Р-36 и Р-37. Да, кстати, у тебя есть ещё идеи, как можно использовать эти остатки?
После того случая остался только Р-37.
— А что тут делать? — Самох состроил вопросительную рожу из своего и без того противного лица, и они оба рассмеялись.