Однако нельзя обмануть тех, кто знал будущее. Пока Алданон не понимал, как подобное возможно, но чувствовал вмешательство загадочных архитекторов. Бунт Миэль был для них не преградой и даже не досадной помехой, а одной из ступеней, которые невозможно миновать. Старой магии не нужны стены, тем более они не нужны запертому в клетке разуму.
Алданону даже не пришлось концентрироваться, чтобы увидеть — прошлое будто само рвалось к нему сквозь поток.
Эрну повезло очнуться — в месте, куда он так не хотел отправляться. Из-за травмы пропала часть последних воспоминаний, а с новыми он попросту не смог справиться. Увидев, что племянник встал, Ульфгар бросил подкоп и на несколько минут позабыл о безопасности, а когда вернулся, насыпь обрушилась вместе с частью стены. Эрн едва ли мог стоять, поэтому полз на помощь, хватал Ульфгара за торчащие из завала плечи и окровавленную голову, рыдал и кричал, а затем резко отполз назад, вспомнив дядины нравоучения, которые тот сам и нарушил, и едва не попал под новый обвал, когда сухой грунт речушкой осыпался из-под покосившейся кладки. Затем всё стихло.
Потухло и видение, словно материя, потеряв связь с сознанием, растворилась в потоке времени. Раньше Алданон едва улавливал обрывистые образы и с трудом описывал их, но теперь чувствовал чужие воспоминания так, будто сам пережил их. Мысли Эрна — сумбурные, бессвязные, испуганные — кружились в его голове опавшими листьями на ветру, стараясь вытеснить массой его собственные переживания, как наблюдателя.
— Я мечтал избавиться от опеки… неужели это я сделал… убил его? — прошептал Эрн и в отчаянии искал ответ у Алданона. Тот покачал головой.
— Нет, это был несчастный случай. Ульфгар так хотел помочь тебе, что забыл о себе.
В горле пересыхало при мысли, что случайностей уж слишком много — а виноваты кто? Вряд ли призраки прошлого настолько всесильны, что устроили стычку с друидами, сорвали экспедицию и теперь потешались над растерянными исследователями. Будущее создавали смертные и их поступки, никак иначе.
Выслушав его, Эрн медленно кивнул, и взгляд уже не пугал Алданона отстранённостью.
— Комната хочет, чтобы мы отвечали за себя. Теперь ваша очередь.
— Вряд ли сама комната чего-то хочет, но… наверное, ты прав.
Эрн с тревогой посмотрел на него и самостоятельно засеменил к уцелевшему после взрыва коридору — видимо, для того и строились столь массивные своды из цельной породы. Алданон проводил его взглядом и помахал на прощание, затем тяжело вздохнул и зажмурился, когда Форд вновь что-то воскликнул. Салхана никак не отреагировал ни на Эрна, ни на их разговор, а сосредоточенно пялился на противоположную стену, словно на ней разворачивалось нечто занимательное.
Алданон не пытался бежать и даже проверять клетку на прочность — всё равно бесполезно. Он знал, что давно застрял в собственном пузыре — или тот всегда был где-то внутри, — ни для кого и не жил, кроме себя, но чувство долга, воспитанное родителями, не позволяло просто так отвернуться от попавших в беду коллег. Куда глубже, в потаённых желаниях тлела безумная идея: использовать Пути Испытаний для своей школы, раскрыть третий глаз самостоятельно и докопаться до пресловутых архитекторов. Энна допускала, что Алданон мог восстановить утраченные песни, но он был способен на большее.
Чтобы случайно не травмировать себя, он пересел в дальний от обвала угол и занял ожидание подготовкой. Из-за усталости Плетение поддавалось с усилием, но как только заклинание формировалось, материя пришла в движение. Тишину нарушало лишь бормотание Форда да яростное чирканье грифелем.
— Фамильную ценность будешь всю жизнь в наёмниках отрабатывать!..
Алданон закрыл глаза и сосредоточился: чем раньше он начнёт, тем быстрее выберется.
— Материя вне нас, но также и внутри нас… — повторял он, как молитву, цепляясь за устои школы Прорицания и своего полумёртвого бога, который мог всё это время молча направлять способности Алданона в правильное русло. — Материя вне меня… во мне…
Раньше его вели чужие эмоции — предсмертные вопли и моменты радости, — но теперь он использовал собственный разум как стрелку компаса. Единственным маяком в бескрайнем времени оставалась, конечно же, Фейн.
Когда он тянулся к прошлому, привычные безопасные — и ограниченные — пустоты исчезали, а материя будто устремлялась за его мыслью назад и вперёд по знакомой колее. Объяснения никогда не были сильной его стороной, да и в рисунках вряд ли бы что-то получилось отобразить. По сути, для Алданона и школы Прорицания ничего не изменилось, повлиять ни на что нельзя, ведь «всё давно сломано».