Письмо было написано очень скверным для профессора почерком, криво, коряво, крупно, с помарками, с переделками.
В запечатанном конверте письмо было отправлено с мальчиком квартирной хозяйки прямо на склад No 1 для вручения Федосееву лично.
-- Вот хорошо! -- запрыгал, заскакал от радости вихрастый босоногий мальчишка лет девяти. -- На склад номер один к заведующему пойду! Может быть, чего-нибудь даст!
-- Захвати мешочек, -- сунула ему в руку мешочек предусмотрительная мать.
Часа через полтора мальчишка вернулся с ответом -- возбужденный, счастливый, запыхавшийся, болтливый -- и жевал яблоко.
-- Вот заведующий складом хороший человек! -- рассказывал он и торопился жевать. -- Когда я пришел, он был под мухой и давай меня угощать то тем, то этим! Потом полные карманы яблоками набил! На складе всего много! И все это им бесплатно: продналог!
Необычайно красивым почерком, размашисто, с завитушками, с некстати поставленными заглавными буквами, Федосеев писал:
"Глубокоуважаемый Степан Матвеич! Я вчера был так сильно пьян, что решительно ничего не помню, что тогда между нами происходило на улице Карла Маркса. Но как Вы пишете в Вашем любезном письме, то я Вам верю, зная, что имею дело не с первым попавшим, а с человеком выдающихся знаний. Степан Матвеич! Дорогой! Верьте совести, как Вы знаете мое отношение к Вам, что в трезвом состоянии я никогда не позволил бы себе обидеть Вас даже словом, а не то что поднять на Вас руку! Не смотрите, что мы необразованные, темные: таких людей, как Вы, мы ценим! И, как Вы совершенно справедливо изволили выразиться, я всегда помню, сколько Вам лет и сколько мне лет. Со своей стороны я, безусловно, сознаю, что поступил с Вами как последний подлец. Проклинаю тот день и тот час, когда я позволил себе тот поступок на улице Карла Маркса! Пока я приношу тысячу извинений в письменной форме, а после пяти часов пополудни, когда я вернусь из склада, надеюсь, Вы не сочтете для себя за труд посетить мой дом лично, чтобы выкушать со мной чашку чая, чем премного меня обяжете. Тогда мы с Вами объяснимся подробней и, льщу себя надеждой, легко поладим...
Думал уже отдать письмо Вашему мальчику, но не стерпело сердце, и пишу дальше о том, о чем вначале не хотел писать, как вполне сознающий пред Вами свою вину. Степан Матвеич! Вы в Вашем почтенном письме дважды бросаете мне в лицо обвинение в психологии или, по-нашему, по-неученому, в психопатстве. На это считаю нравственным долгом уведомить вас о том, что психопат не я, а тот, кто хочет сделать меня психопатом! По крайней мере, я это так понимаю, хотя с мальчиков рос в людях, дальше двухклассного не пошел, студентом не был и лекций Ваших по Истории Права не слушал. И права праве рознь! И профессорам тоже подрезали крылья! Но это я только так, вскользь и без дела... Что же касается главного нашего дела, то я Вас жду сегодня у себя дома, после 5 часов пополудни. Еще раз, пользуясь случаем, приношу Вам в письменной форме тысячу извинений. С товарищеским приветом, Ваш покорный слуга Иван Федосеев".
Сбоку во всю вышину листа была сделана приписка: "Как мы с Вами оба русские люди, то нам даже грех".
-- Тебе мука-шеретовка нужна? -- отрывисто и как-то вдруг спросил низким голосом Федосеев, наклонившись к самому лицу профессора, расширив глаза и пыхтя, как хищник, после того как оба они вечером, едва встретившись, выпили по рюмке, по другой.
-- Мука, конечно, нужна, -- проговорил разомлевший от великолепной водки профессор, трудно жуя испорченными зубами балык. -- Мука -- это сейчас самое главное.
-- Горох? -- нетерпеливо и властно рвал слова Федосеев.
-- Горох, он трудно разваривается...-- неуверенно начал профессор.
-- Теперь на это не смотрят! -- резко бросил Федосеев гудящим голосом и так злобно и так укоризненно посмотрел на профессора, точно пропел: "Ого-го! Значит, ты еще мало голодал!"
-- Горох тоже нужен, -- под этим жестким его взглядом поправил свою ошибку профессор и тут же решил уже ни от чего не отказываться.
-- Картофель?
-- О, картофель-то обязательно.
-- Квасоля?
-- И фасоль тоже.
-- Масла постная нужна? Масла у нас сейчас не горчичная, а чисто подсолнечная, хорошая, жировая.
-- Масло тем более нужно.
-- Червивая соленая рыба, ажио лазит по бочке, как живая, нужна?
Профессор побоялся отказаться и сказал, что рыба тоже нужна.
-- Сахар? -- по-прежнему напряженно бросал слова Федосеев, потом в заключение сказал: -- Ну да, одним словом, ты завтра принеси мне в амбар ту саму справку, которую ты тогда мне показал: сколько чего на месяц тебе полагается по академическому пайку. Это будет лучше всего. По силе возможности я буду выдавать тебе ту пропорцию ежемесячно. Только когда будешь приходить получать, смотри, чтобы никто из посторонних не видал. За нами ведь тоже следят.
-- Конечно, конечно, -- волнуясь, говорил профессор.
-- Не то что я боюсь, -- с презрением произнес Федосеев и повел в сторону кисло наморщенным носом: -- А как-то так... знаешь... вроде неприятно.
X