Путь к женщине (сборник)

   Когда утром следующего дня профессор с мешочками и бутылкой спешил в склад No 1, сердце его трепетно билось, лицо горело, ноги дрожали.

   Он только тогда перестанет волноваться и почувствует себя нормальным человеком, когда все обещанное вчера Фе­досеевым будет у него в руках. А до той поры он по-прежнему мученик и безумец.

   В складе он поздоровался за руку не только с Федосеевым, но и с его помощниками, весовщиками, складским рабочим, с бабами, починявшими мешки, с дрогалем, скучно ходившим мимо ячменя с ведерком в руках. Отчасти профессор это делал от близорукости, отчасти от сильного нервного возбуждения, плохо соображая, с кем надо здороваться за руку, с кем не надо.

   -- Вот хороший человек, -- польщенно кивнул в его сторону рябой дрогаль и, став с ведерком у самого ячменя, терпеливо следил своими страшными белками из-под папахи за каждым шагом Федосеева.

   Федосеев, как всегда с мукой в бровях, носился по амбару, что-то кричал в окно сцепщику вагонов с посевной кукурузой, принимал у крестьян с телег продналоговую рожь, прочитывал входящие бумаги, диктовал писарю исходящие, курил, ел, пил, играл с бабами, шутил с публикой.

   -- А, профессор! -- заметил он на бегу красное, воспаленное от смущения лицо профессора. -- Я сейчас!

   И промчался, боком-боком, как веселый конькобежец, мимо.

   А грудь профессора снова начали грызть сомнения, со­сать подозрения.

   Даст или не даст?

   "Ой, что я делаю, что я делаю! -- тоненьким шипящим свистом жалила мозг профессора неотвязная мысль. -- За что, какой ценой я покупаю этот паек! Что если об этом узнают мои почитатели, мои коллеги профессора, мои студенты? Но об этом никто никогда не узнает".

   Ему хотелось неприятную процедуру получения подачки проделать как можно быстрее, одним махом, залпом, как глотают залпом касторку. А Федосеев, как нарочно, все время был занят, летал, распоряжался, весело хохотал.

  -- Что-о? -- вот слышался его голос уже из конторки, от телефонной трубки. -- Это редакция "Красноминаевского ком­мунара"? Вам дать сведения? Названия волостей, успешнее других вносящих продналог, для помещения их на Красную доску? Сейчас! Слушаете? Я буду вам говорить названия во­лостей и цифры, цифры будут означать процент...

  -- Иван Никитич... -- пересохшим горлом засипел про­фессор, поймав выбегающего Федосеева в дверях конторки. -- Я... вы... вам... а сейчас как раз подходящий момент: в амбаре никого постороннего нет.

   -- А? Что? Я знаю! Сейчас! Срочное донесение!

   И он ринулся обратно к телефону.

  -- Дайте, пожалуйста, вокзал, орточека! Это орточека? Слу­шаете? Сейчас там возле вас, на четвертом пути, пробуравили наш вагон с посевным материалом и выливают в мешки зер­но! Примите меры! Пожалуйста!

  -- Иван Никитич, может быть, завтра зайти? -- придушен­но спросил профессор, чувствуя головную боль, горечь во рту, резь в глазах, недомогание во всех суставах.

  -- А! Да! Нет! Идем сейчас! Я твои ордера на академи­ческий паек уже принял? -- нарочно, на всякий случай громко, крикнул Федосеев про ордера и подмигнул профессору. -- Стой! -- командовал он. -- Держи мешок, буду насыпать, пока никто не смотрит! Держи хорошенько, не так! Еще мешки дер­жать не умеешь! Идем дальше! Вот рыба, руками не бери, ковы­ряй ее палкой, она завонялая, сам завоняешься, обещали при­слать комиссию свалить ее на свалку, да все не присылают! Идем дальше! Вот масла! Давай бутылку! Эта не такая масла, как была раньше! Эта лучшая масла, сладкая. Отпей немного маслу из бутылки, а то я ее через край налил. Правда, сладкая масла? Я тебе плохую не дам. Я знаю, кому плохую давать.

   Профессор брал все, что давал ему Федосеев, и исполнял все, что тот ему приказывал.

  -- По крайней мере, теперь смогу весь отдаться своей науке, -- чтобы не молчать, тоном благодарности проговорил он, ставя на пол мешочек за мешочком.

  -- А она, эта наука, хотя хлеб-то тебе дает? -- грубо спро­сил Федосеев и перегрыз зубами веревку, чтобы завязать ею один из мешочков профессора.

  -- О, она мне дает больше, чем хлеб! -- убежденно ска­зал профессор, имея в виду то общественное значение, кото­рое будет иметь его работа.

  -- Больше? -- покровительственно спросил Федосеев. -- Значит, хлеб с маслом? Это хорошо. Лишь бы был сытый.

  -- Ну спасибо вам, спасибо! -- растроганно говорил про­фессор при прощанье.

  -- Кушай на доброе здоровье, -- коротко мотнул головой Федосеев, довольный, что кормит такого человека.

  -- Иван Никитич, -- приостановился и обернул назад лицо профессор с поклажей, как носчик, весь в мешках, кулечках, с привешенной бутылкой. -- А вы не сказали: как же потом? Через месяц опять приходить?

  -- Да! Обязательно! Как говорили! Да за маслой по до­роге хорошенько смотри, не разбей, масла очень хорошая, пря­мо на редкость!

   В тот же день весь город облетело радостное известие, что наконец-то увидели профессора возвращавшимся из склада No 1 с обильной ношей!-

  -- Слава богу! -- с удовлетворением говорили красноминаевцы,-- Профессор добился-таки своего права! Академиче­ский паек получил!