Путь кама (СИ)

— На Икраксе тебе досталось. Ничего, вылечим. Будешь, как новенький.

— Почему досталось? В Нижний мы отправляем сульде, но тело остается в Срединном мире.

— Иди к остальным, — рявкнул на Тэна Безым и, как только парень с поникшим лицом отправился на другую половину юрты, неторопливо ответил:

— Когда Панголин, которого освободили Хад и Ал, вернулся в храм, он не смог вселиться в треснутый сосуд. Обитель не выдержала, порушилась. Хвала тэнгри, камы-отшельники уже были в себе и смогли спастись сами и вынести твое тело. Правда, оно немного изувечилось.

— Кто? — уточнил Мар. — Кто меня вытащил из-под завалов?

У старика дернулась рука. Он поспешно спрятал ее в карман.

— Не все ли равно? Хад.

Мархи отвернулся и еще раз осмотрел коллекцию снов, которые он перекладывал на бумагу вот уже восемь с лишним лет. Среди исписанных бумажных холстов выделялся один: женщина средних лет с огромными уставшими глазами и напряженной улыбкой. Морщинки у края губ шептали, она еле сдерживается, прилагает огромные усилия, чтобы не крикнуть во все горло:

— Верните сына и свободу! Дайте нам выбор, как жить и как умереть!

«Мама, прости. Не думал, что взрослеть так больно», — с искренним сожалением подумал вдруг Мархи.

Никто, никто в целом мире не любил его так, как она. Он понял это только сейчас, будучи взрослым. Здесь на Ольхоне парень выполнял миссию, которой его наградили предки, но как бы ни были добры местные, их попытки сводились к одному: не дать внуку Асая умереть.

— Кто? — повернув голову к Безыму, задал очередной вопрос Оциола. — Кто вернул мою душу из Нижнего мира?

— О, любопытственная историйка. Найти тебя среди бессчетных мирков мог бы только Тимучин…

— Но он же белый? Ему не спуститься вниз?

— Верно. Поэтому глава отправился в Дом Духов просить совета. А они согласились помочь. За плату.

— Мертвые брюзги. Нигде не упустят выгоды. И что он пожелали за мою сульде?

— Байку о встрече с драконом.

У Мархи отпала челюсть. Раскосые глаза удивленно округлились. Такой прозорливости от ленивых духов Ольхона он никак не ожидал.

— Откуда они знают?

Безым всплеснул руками, словно актер мексиканского сериала, и немного обиженно ответил:

— Не ведаю ни на грош. Ни-че-гошеньки. Старику Безыму, видать, не в чести такое рассказывать. Подай-принеси, спаси, исцели. И все тут. А как что интересное, то сиди и помалкивай.

— Ну-ну, не нагнетай. Помоги лучше подняться. Ребра болят.

Безым вскочил с меховой подстилки и, бережно подхватив огромными ручищами, способными сломать шею медведю, Мара, поднял с земли.

Вечерний костер почти догорел, поэтому в юрте стало свежо и сумрачно. Парни не спали, сидели и перешептывались в дальнем углу, то и дело бросая опасливые взгляды на старших.

Мархи поежился от прохлады, но не стал надевать попону. Прямо так: в льняной рубахе, штанах и босиком он вышел из жилища. Безым зашагал следом.

Алдан цыпленком вытянул шею, высматривая, как далеко кам с учителем от их общей юрты. Поняв, что неблизко, обратился к остальным:

— Интересно, ему скажут, что он разгневал богов?

Мальчик лет десяти, с короткими руками и широким плоским носом кивнул в знак согласия:

— Ага. И что Тимучина теперь не пускают на небеса. Как просить благословения? Как стать шаманом, если тэнгри не хотят слышать о нас?

— Эх, не кам, а сплошное недоразумение, — выпалил Тэн.

Остальные посмотрели на него с недоумением, кто-то даже с испугом.

— Ну а что? Для него что тэнгри, что лярва, что демон — одно. Главное — выполнить задание. А нам теперь страдай.

— Верно, — кивнули подростки и в тяжелых думах разбрелись по циновкам.

Тимучин сидел в позе лотоса на разноцветном коврике, связанном шаманками Ольхона, и улыбался. Под закрытыми веками глазные яблоки ходили так уверенно, будто старик перемещал взгляд от одного предмета к другому, или что-то внимательно осматривал в невидимом для остальных мире грез. Перед ним лежала кипа исписанной бумаги. И с каждой минутой ее становилось все больше.

Пожелтевшие листы мерно поскрипывали от движений пера, которое парило по воздуху без помощи человека, и отлетали в сторону, как заканчивались строки. Перо перепрыгивало на следующую страницу и продолжало свою работу. Оно останавливалось, снова вело борозду, выписывало вензеля на зависть многим каллиграфам.

На главе не было маски, значит, он не камлал. Бубен размером с бычью голову отлеживался неподалеку.

— К нам гость, уважаемый. Любимый ученик скоро войдет.

— Воля его. Не лежится, похоже, сердце не на месте.

Невидимка угукнул, помолчал.

— Скоро весна. Чую, проснется Он. Не боишься потерять преемника?

Тимучин дернулся. Глубокие морщины испещрили и без того древнее, сморщенное лицо шамана. На щеках расцвели красные пятна.

Конечно, он страшился мига, когда в душе неопытного шамана очнется древняя сила. Тем паче, когда предком был не безвольный и слабый дух, но яростный до безумия, плотоядный владыка.

— Бурхани, не грызи, сердешно прошу. Не всяко истина, что на языке мудреца. Поглядим, куда кривая выведет.

— Путь пути рознь. Но воля твоя: умолкаю и удаляюсь. Часть третья летописи дописана. Не запамятуй поглядеть ошибки.