– Да крест не сымается, Сивый, разве только башку ему отрезать.
– Ну-ка, я посмотрю. Да он у него на замке.
– Пока привязывайте, а я пойду лозы наломаю. Постегаем, поучим его, чтобы он знал, как шататься по ночам с таким крестом.
Кузьму привязали к дереву. Пламя костра освещало обнаженного страдальца, обмотанного веревкой с торчащим крестом.
Бородач, шатаясь, подошел к нему с целым пучком сломанной лозы.
– Ну, дядя, молись! Сейчас стегать тебя буду.
– Господи, прости им, не ведают, что творят, – взмолился Кузьма.
Утром, весь в багровых полосах от экзекуции, он обвис на веревках, все еще привязанный к стволу. А бродяг и след простыл. Днем сильно припекало солнце, и он кричал, призывая на помощь, но никого не было. Он поднимал глаза к небу, но и оно молчало. На следующее утро к нему вышло стадо коров. Одна корова подошла к нему и, жуя жвачку и пуская нити густой слюны, меланхолично уставилась на него. Кузьма, очнувшись от забытья, посмотрел на корову и, едва ворочая пересохшим языком, сказал ей: «Коровушка, матушка, видишь, я помираю, позови кого-нибудь».
Из рощи на поляну вышел старый пастух, волоча по траве длинный кнут. Внезапно он увидел Кузьму и остолбенел.
– Свят, свят, свят. 3 нами хрестная сила! Ты чоловик чи хто?
Кузьма не мог говорить и что-то шептал. Пастух потихоньку подошел к нему, тщательно разглядывая.
– Видный, бидный чоловиче, як же тэбэ змордувалы.
Он разрезал веревки и опустил Кузьму на траву.
– Воды, воды, – прохрипел Кузьма.
Пастух отвязал баклажку и напоил страдальца. Хотел снять с него крест, но понял, что это невозможно. Он накрыл его своим ватником и сказал: «Ты, добрий чоловик, мало почекай здесь. Зараз приду с конем, та якись одяг принэсу».
Целую неделю приходил в себя Кузьма в доме добросердечного пастуха. Уходя, он благословил его дом. На нем была грубая рубаха и штаны, на боку холщовая торба с хлебом. Шел он босой и отныне стал так ходить всегда.
В начале восьмидесятых годов я встретил Кузьму в Симферопольском кафедральном соборе. Он стоял среди прихожан – лохматый, с большой бородой, в холщовой рубахе и таких же штанах, из-под которых виднелись босые заскорузлые ступни. Он стоял и самозабвенно подпевал басом церковному хору. Крест был в таком же полугоризонтальном положении – почерневший и засаленный от супов и жирных подливок, однако очень чтимый народом. Между лопаток Кузьмы висел ржавый амбарный замок, закрытый на веки вечные. После службы он сидел в церковном дворе на скамейке и блаженно улыбался. Женщины подходили к нему и благоговейно прикладывались ко кресту и совали ему в руку рублевки, которые он сразу раздавал нищим. Дети не боялись его и, подойдя, охотно щупали крест и дергали Кузьму за бороду. Он не бранил их и только кротко улыбался. Я с ним заговорил, и он, не чинясь, охотно отвечал. Из церковного дома вышел псаломщик и скричал Кузьму, чтобы шел на обеденную трапезу. Кузьма встал, перекрестился и вынул из холщовой торбы деревянную крестовую ложку с монастырской надписью: «На трапезе благословенной кушать братии почтенной», и направился к дому.
Я потом много о нем слышал от разных батюшек, которые запомнили посетившего их храмы Кузьму. Его видели и в Тбилиси, и в Вильнюсе, и в Костроме, и в Нижнем Новгороде, и на Урале, и в Сибири. Вот такой странный русский человек Кузьма-крестоноситель. Наверно, и сейчас где-то ходит по городкам и деревням и, войдя в каждый дом, привычно кричит хозяевам: «Покайтесь, люди добрые, ибо приблизилось Царствие Небесное!»
Адский страх
Страхи бывают разные. Инфернальный страх является тяжелым страхом, от которого прыгают в лестничный пролет, лезут в петлю, бросаются под колеса поезда, но это уже в финале, а вначале мертвецки напиваются, т. е. испивают мертвую чашу, чтобы полностью отключиться от этого света и погрузиться в черную воронку бессознательного. И этот страх загоняет человека, без видимых причин, в инфернум – лютую преисподнюю. Короче говоря, адский страх – бесовское наваждение. Обычно страх возникает внезапно и нарастает крещендо, как смерч, охватывает душу человека, проникая до сокровенных глубин, и человек, теряя разум и ориентацию, не знает, куда спрятаться, куда бежать и как избыть этот ужас.
Матушка Русь богата этим страхом, который затаился на пыльных чердаках, на пустынных унылых болотах, на кладбищах, в больничных палатах, в подвалах заброшенных домов и серых городах-призраках, где извечно происходила массовая гибель людей. Но особенно любит обитать адский страх в темных, неправедных душах, много и упорно грешивших. Зло, поглощающее мир, не обходит стороной и Русь, которая уже в XVII веке стала иной, а потом с нарастающей скоростью устремилась к коммунизму, но пришла к алкоголизму.