Путь ко Христу

Понурив голову, поплелся он к психиатру. Психиатр – вертлявый и смешливый еврей, которой делил весь мир на психиатров и сумасшедших, уложил Клима на холодную клеенчатую кушетку, сам сел в кресло в головах и повел беседу по Фрейду, сбиваясь все на сексуальную неудовлетворенность клиента в раннем детстве. Он придавал большое значение несбывшейся половой связи Клима с какой-то чернушкой из детского садика, толковал о каких-то каловых палочках и завирался еще о чем-то. К тому же от него пахло фаршированной щукой и чесноком. Он довел Клима до позывов к рвоте, и тот, вскочив с кушетки, поднял ее и положил на поклонника Фрейда, с удовлетворением услышав пронзительный заячий визг лекаря.

Хлопнув дверью, он вышел на улицу и завалился в кабак, где напился до умопомрачения. Не помня как, добрался до своего дома и свалился поперек каменной лестницы, погрузившись в мертвецкий сон. В это время одна молодая одинокая и эмансипированная особа, по имени Сонька, возвращалась с концерта, где давали сочинения модного композитора Шнитке. Наслушавшись в лихой аранжировке кошачьих воплей, скрипа старых дверей и урчания унитазных водопадов, она пребывала в крайне раздражительном состоянии, вдобавок было жалко зря потраченных денег. Она была худощавой миниатюрной дамочкой, но с крепким самостоятельным характером, как говорится: «Маленькая птичка, но коготок востер». На лестнице в парадной пахло мочой и было довольно темно – обычная закономерность ленинградских парадных, где электрические лампочки постоянно крали алкоголики и бомжи. Поднимаясь на ощупь по лестнице и размышляя о Шнитке, она натолкнулась на что-то большое и мягкое, лежащее поперек в явной атмосфере винных паров.

– Вот, еще какой-то боров разлегся здесь, пройти невозможно! – завизжала Сонька и пнула его ногой в мягкий бок.

– Прошу меня не тревожить и не будить. Я очень хочу спать… – жалобным голосом проговорило лежащее тело.

– Вот еще новость, нашел себе бесплатный отель. Вставай сейчас же, негодный мужичишка! – негодовала Сонька и еще раз пнула его ногой.

– Не надо меня пинать ногой. Во-первых, больно, во-вторых, я кандидат искусствоведения, а не какая-то там шалупень. К тому же я добрый и большой, и все меня бить остерегаются.

– Вот тебе еще! – сказала, пнув его, Сонька.

– Ой, ой, мадам, вы угодили в очень чувствительное место.

– Буду пинать туда же, пока не встанешь и не пропустишь меня домой.

– Встаю, встаю, прошу прощения. Помогите мне. Ой, какая вы маленькая, как птичка. Это я напился от страха. Я болен страхом и сегодня хотел застрелиться из ружья.

– Ах ты, негодный мальчишка, держись за перила. Вот и моя дверь. Застрелиться из ружья? Это уже серьезно. И похороны нынче дороги, да и гроб тебе нужен – нестандартную колоду. Ну что, встал? Проходи, проходи, потерянный ты человек. Вот садись сюда. Я сейчас сварю тебе крепкий кофе. А пока выпей средство для протрезвления.

– Ой, какая гадость!

– Смотри не вздумай блевать, а то побью тебя веником. А вот и кофе, пей и рассказывай, что с тобой приключилось. Да, а звать-то как тебя?

– Клим.

– А меня зови Сонька.

– А вот, Сонечка, жил я до двадцати семи лет.

– Не Сонечка, а Сонька!

– Так вот, дожил я до этих лет и погибаю от страха. Просто ужас какой-то. Как вечер, так он и приходит. Веришь?! Забираюсь под тахту и дрожу там. Четыре деревянные ножки изгрыз, теперь хоть тахту выбрасывай. Черт-те что делается со мной!

– Клим, пожалуйста, больше не поминай нечистого, да еще на ночь. Поэтому и заливаешься водкой?

– Заливаюсь.

– Помогает?

– Еще хуже становится.

– А у психиатра был?

– Был. Говорит, что это у меня от детской сексуальной неудовлетворенности. Прет бессознательное из глубин памяти.

– Фу, какой дурак твой психиатр.

– Конечно. Он сам чокнутый, к тому же рыбой воняет. Я его фрейдовской кушеткой придавил.

– Клим, ты веришь в Бога?

– Как-то не задумывался над этим вопросом. Пожалуй что нет.

– Ага, вот, как говорят немцы: альзо, хир во хунд беграбен. Вот здесь и зарыта собака.

– Какая еще там собака?

– Наверное, это и есть причина твоего страха. Вот тебе матрас, я запру тебя в кухне. А завтра поведу тебя решать эту проблему.

– Куда, в синагогу?

– Нет, на монастырское подворье. Смотри не шали, дрянной мальчишка, а то отведаешь веника. Спи!

Сонька заперла дверь в кухню на ключ и отправилась спать.

Немного пришедший в себя Клим повалился на матрас. Страха не было, и он заснул. Последней мыслью его было: «Надо держаться за эту девку, что-то в ней есть успокоительное».

На монастырское подворье они пришли рано, когда только что закончился братский молебен. По их просьбе монастырский послушник провел их в келью настоятеля, игумена отца Прокла. Отец Прокл в подряснике, с полотенцем на шее, сидел за столом и пил для здоровья цветочный чай.

Посмотрев на них, он улыбнулся и сказал: «В келью мою вошли медведь с мышью. Садитесь на диванчик и выкладывайте, с чем пришли».

Запинаясь и потея, Клим рассказал о своей беде. Сонька вставляла существенные замечания. Игумен выпил очередную чашку чая, обтер лысый лоб полотенцем и промолвил, что, мол, «дело ясное, что дело темное».