Путь на Амальтею

- Пожалеют твою молодость, - сказал Ермаков. - А для кого мы будем познавать звезды… Для себя, для всех. Для тебя тоже. А ты познавать не будешь. Ты будешь, узнавать. Из газет. Ты ведь боишься перегрузок.

- Ну-ну, ребята, - встревоженно сказал Малышев. - Спор чисто теоретический.

Но Коля чувствовал, что еще немного - и он наговорит грубостей и начнет доказывать, что он не спортсмен. Он встал и быстро пошел из кафе.

- Получил? - сказал Гургенидзе Панину.

- Ну, - сказал Панин, - чтобы в такой обстановке остаться человеком, надо озвереть.

Он схватил Гургенидзе за шею и согнул его пополам. В кафе уже никого не было, только у стойки чокались томатным соком трое асов с Командирского факультета. Они пили за Ляхова, за Первую Межзвездную.

…Коля Ермаков пошел прямо к видеофону. «Сначала надо все привести в порядок, - думал он. - Сначала Катя. Ах как некрасиво все получилось! Бедная Катя. Собственно, и я тоже бедный».

Он снял трубку и остановился, вспоминая номер Катиной комнаты. И вдруг набрал номер комнаты Вали Петрова. Он до последней секунды думал о том, что надо немедленно поговорить с Катей, и потому некоторое время молчал, глядя на худое лицо Петрова, появившееся на экране. Петров тоже молчал, удивленно вздернув реденькие брови. Коля сказал:

- Ты не занят?

- Сейчас не особенно, - сказал Валя.

- Есть разговор. Я приду к тебе сейчас.

- Тебе нужен седьмой том? - сказал Валя, прищурясь. - Приходи. Я позову еще кое-кого. Может быть, пригласить Кана?

- Нет, - сказал Ермаков. - Еще рано. Сначала сами.

НОЧЬ НА МАРСЕ

Когда рыжий песок под гусеницами краулера вдруг осел, Петр Алексеевич Новаго дал задний ход и крикнул Манделю: «соскакивай!» Краулер задергался, разбрасывая тучи песка и пыли, и стал переворачиваться кормой кверху. Тогда Новаго выключил двигатель и вывалился из краулера. Он упал на четвереньки и, не поднимаясь, побежал в сторону, а песок под ним оседал и проваливался, но Новаго все-таки добрался до твердого места и сел, подобрав под себя ноги.

Он увидел Манделя, стоявшего на коленях на противоположном краю воронки, и окутанную паром корму краулера, торчащую из песка на дне воронки. Теоретически было невозможно предположить, что с краулером типа «ящерица» может случиться что-либо подобное. Во всяком случае, здесь, на Марсе. Краулер «ящерица» был легкой быстроходной машиной - пятиместная открытая платформа на четырех автономных гусеничных шасси. Но вот он медленно сползал в черную дыру, где жирно блестела глубокая вода. От воды валил пар.

- Каверна, - хрипло сказал Новаго. - Не повезло, надо же…

Мандель повернул к Новаго лицо, закрытое до глаз кислородной маской.

- Да, не повезло, - сказал он.

Ветра совсем не было. Клубы пара из каверны поднимались вертикально в черно-фиолетовое небо, усыпанное крупными звездами. Низко на западе висело солнце - маленький яркий диск над дюнами. От дюн по красноватой долине тянулись черные тени. Было совершенно тихо, слышалось только шуршание песка, стекающего в воронку.

- Ну ладно, - сказал Мандель и поднялся. - Что будем делать? Вытащить его, конечно, нельзя. - Он кивнул в сторону каверны. - Или можно?

Новаго покачал головой.

- Нет, Лазарь Григорьевич, - сказал он. - Нам его не вытащить.

Раздался длинный, сосущий звук, корма краулера скрылась, и на черной поверхности воды один за другим вспучились и лопнули несколько пузырей.

- Да, пожалуй, не вытащить, - сказал Мандель. - Тогда надо идти, Петр Алексеевич. - Пустяки - тридцать километров. Часов за пять дойдем.

Новаго смотрел на черную воду, на которой уже появился тонкий ледяной узор. Мандель поглядел на часы.

- Восемнадцать двадцать. В полночь мы будем там.

- В полночь, - сказал Новаго с сомнением. - Вот именно в полночь.

«Осталось километров тридцать, - подумал он. - Из них километров двадцать придется идти в темноте. Правда, у них есть инфракрасные очки, но все равно дело дрянь. Надо же такому случиться… На краулере мы были бы там засветло. Может быть, вернуться на базу и взять другой краулер? До базы сорок километров, и там все краулеры в разгоне, и мы прибудем на плантации только завтра к утру, когда будет уже поздно. Ах, как нехорошо получилось!»

- Ничего, Петр Алексеевич, - сказал Мандель и похлопал себя по бедру, где под дохой болталась кобура с пистолетом. - Пройдем.

- А где инструменты? - спросил Новаго.

Мандель огляделся.

- Я их сбросил, - сказал он. - Ага, вот они.

Он сделал несколько шагов и поднял небольшой саквояж.

- Пошли, - сказал Новаго.

- Вот они, - повторил он, стирая с саквояжа песок рукавом дохи. - Пошли?

И они пошли.

Они пересекли долину, вскарабкались на дюну и снова стали спускаться. Идти было легко. Даже пятипудовый Новаго с кислородными баллонами, системой отопления, в меховой одежде и свинцовыми подметками на унтах весил здесь всего сорок килограммов. Маленький сухопарый Мандель шагал как на прогулке, небрежно помахивая саквояжем. Песок был плотный, слежавшийся, и следов на нам почти не оставалось.

- За краулер мне страшно влетит от Иваненки, - сказал Новаго после долгого молчания.