Путь на Амальтею

- Я человек простой, простодушный, - сказал вдруг Панин, наливая в стакан томатный сок. - И вот чего я все-таки не могу понять. Ну к чему нам эти звезды?

- Что значит - к чему? - удивился Гургенидзе.

- Ну Луна - это стартовая площадка и обсерватория. Венера - это актиниды. Марс - фиолетовая капуста, генерация атмосферы, колонизация. Прелестно. А звезды?

- То есть, - сказал Малышев, - тебе не понятно, зачем Ляхов уходит в Межзвездную?

- Урод, - сказал Гургенидзе, - Жертва мутаций.

- Вот послушайте, - сказал Панин. - Я давно уже думаю об этом. Вот мы

- звездолетчики, и мы уходим к UV Кита. Два парсека с половиной.

- Два и четыре десятых, - сказал Ермаков, глядя в стакан.

- Летим, - продолжал Панин. - Долго летим. Пусть там даже есть планеты. Высаживаемся, исследуем, трали-вали семь пружин, как говорит мой дед.

- Мой дед - эстет, - вставил Гургенидзе.

- Потом мы долго летим назад. Мы старые и закоченевшие, и все перессорились. Во всяком случае, Коля ни с кем не разговаривает. И нам уже под шестьдесят. А на Земле тем временем, спасибо Эйнштейну, прошло сто пятьдесят лет. Нас встречают какие-то очень моложавые граждане. Сначала все очень хорошо: музыка, цветочки и шашлыки. Но потом я хочу поехать в мою Вологду. И тут оказывается, что там не живут. Там, видите ли, музей.

- Город-музей имени Бориса Панина, - сказал Малышев. - Сплошь мемориальные доски.

- Да, - продолжал Панин. - Сплошь. В общем, жить в Вологде нельзя, зато - вам нравится это «зато»? - там сооружен памятник. Памятник мне. Я смотрю на самого себя и осведомляюсь, почему у меня рога. Ответа я не понимаю. Ясно только, что это не рога. Мне объясняют, что полтораста лет назад я носил такой шлем. «Нет, - говорю я, - не было у меня такого шлема». - «Ах как интересно! - говорит смотритель города-музея и начинает записывать. - Это, - говорит он, - надо немедленно сообщить в Центральное бюро Вечной Памяти». При словах «Вечная Память» у меня возникают нехорошие ассоциации. Но объяснить этого смотрителю я не в состоянии.

- Понесло, - сказал Малышев. - Ближе к делу.

- В общем, я начинаю понимать, что попал опять-таки в чужой мир. Мы докладываем результаты нашего перелета, но их встречают как-то странно. Эти результаты, видите ли, представляют узкоисторический интерес. Все это уже известно лет пятьдесят, потому что на UV Кита - мы, кажется, туда летали? - люди побывали после нас уже двадцать раз. И вообще, построили там три искусственные планеты размером в Землю. Они делают такие перелеты за два месяца, потому что, видите ли, обнаружили некое свойство пространства-времени, которого мы не понимаем и которое они называют, скажем, тирьямпампацией. В заключение нам показывают фильм «Новости дня», посвященный водружению нашего корабля в Археологический музей. Мы смотрим, слушаем…

- Как тебя несет, - сказал Малышев.

- Я человек простодушный, - угрожающе сказал Панин. - У меня фантазия разыгралась…

- Ты нехорошо говоришь, - сказал Ермаков тихо.

Панин сразу посерьезнел.

- Так, - сказал он тоже тихо, - Тогда скажи, в чем я не прав. Тогда скажи все-таки, зачем нам звезды,

- Постойте, - сказал Малышев. - Здесь два вопроса. Первый - какая польза от звезд?

- Да, какая? - спросил Панин.

- Второй вопрос: если польза даже есть, можно ли принести ее своему поколению? Так, Борька?

- Так, - сказал Панин. Он больше не улыбался и смотрел в упор на Ермакова. Ермаков молчал.

- Отвечаю на первый вопрос, - сказал Малышев. - Ты хочешь знать, что делается в системе UV Кита?

- Ну, хочу, - сказал Панин. - Мало ли что я хочу.

- А я очень хочу. И если буду хотеть всю жизнь и если буду стараться узнать, то перед кончиной своей - надеюсь, безвременной, - возблагодарю бога, которого нет, что он создал звезды и наполнил мою жизнь.

- Ах! - сказал Гургенидзе. - Как красиво!

- Понимаешь, Борис, - сказал Малышев. - Человек!

- Ну и что? - спросил Панин, багровея.

- Все, - сказал Малышев. - Сначала он говорит: «Хочу есть». Тогда он еще не человек. А потом он говорит: «Хочу знать». Вот тогда он уже Человек. Ты чувствуешь, который из них с большой буквы?

- Этот ваш Человек, - сердито сказал Панин, - еще не знает толком, что у него под ногами, а уже хватается за звезды.

- На то он и Человек, - ответил Малышев. - Он таков. Смотри, Борис, не лезь против законов природы. Это от нас не зависит. Есть закон: стремление познавать, чтобы жить, неминуемо превращается в стремление жить, чтобы познавать. Неминуемо! Познавать ли звезды, познавать ли детские души…

- Хорошо, - сказал Панин. - Пойду в учителя. Детские души я буду познавать для всех. А вот для кого ты будешь познавать звезды?

- Это второй вопрос, - начал Малышев, но тут Гургенидзе вскочил и заорал, сверкая белками:

- Ты хочешь ждать, пока изобретут твою тирьямпампацию? Жди! Я не хочу ждать! Я полечу к звездам!

- Вах, - сказал Панин. - Потухни, Лева.

- Да ты не бойся, Боря, - сказал Ермаков, не поднимая глаз. - Тебя не пошлют в звездную.

- Почему это? - осведомился Панин.

- А кому ты нужен? - закричал Гургенидзе. - Сиди на лунной трассе!