Шпала с удивлением и в то же время с вызывающе-наглым взглядом посмотрел на соседей.
– Проблемы? – сказал он кавказцам.
– Какие проблемы, у тебя проблемы? – принял вызов щуплый.
– У меня нет, а вот у тебя, видимо, да, – неприятно усмехнулся Шпала.
– Ты я вижу смеешься над Гоги и его картиной, нам это не нравится. Ты, наверное, кавказцев не любишь?! – продолжил щуплый.
– Ну да, на то это и анекдот, чтоб над ним смеяться. Гоги ваш баран небритый и извращенец, – Шпала с издевательской ухмылкой посмотрел на соседей.
– Не уважаешь ты нас, – заключил щуплый.
Шпала, казалось, нашел на ком сорвать злость, скопившуюся за последние сутки. Он явно провоцировал гостей с юга.
– Ты, блин, витязь в овечьей шкуре, чё мне тут глазки строишь, хочешь, чтоб я тебя отымел…
Как уже ранее говорилось, Шпала по характеру был трусоват, но, видимо, за последние сутки, вследствии известных событий, в нём произошли некоторые изменения, он стал более агрессивным и смелым.
Терпение кавказцев лопнуло, они все одновременно вскочили со своих мест и злобно уставились на бандита.
Шпала неторопясь развернулся полностью, достал пистолет и без лишних эмоций, хладнокровно разрядил обойму в южан.
Двое из кавказцев не проявляли признаков жизни, третий, корчась, схватился за живот и опустился на колени.
Шпала подошел к раненому, на ходу заменив обойму.
– И чё, как анекдот? Прикольный?
Кавказец оскалил зубы и посмотрел на убийцу.
– … маму твою, зачем ты меня убил?
– Я тебя ещё не убил, – усмехнулся Шпала, направил пистолет в голову и добавил: – Вот сейчас убил.
Шпала выстрелил.
Колян так ничего и не понял. Лиза находилась на грани потери сознания, она заткнула уши и истерично закрутила головой.
Хозяин шашлычной тем временем мигом соориентировался и скрылся в близлежащем лесочке. Блондинка застыла возле прилавка, в ужасе разинув рот, не смея шелохнуться.
– Вот тебе и небритый младенец, – скривив в насмешке губы, сказал Шпала и повернулся к Коляну. – Эй, замороженный, абрека, что шашлыки жарил, поймать надо. Беги за ним, свидетели нам на фиг не нужны, тащи его сюда. А я пока Чичолиной займусь.
Колян поднялся и на автопилоте направился в сторону дороги.
– Эй, – крикнул ему Шпала, – ты куда? В лес иди.
Колян на всё том же автопилоте развернулся и пошел к лесу. Убивать кого-либо у него и в мыслях не было, а шашлычник интересовал его ровно настолько, насколько в интонации Шпалы прозвучало настойчивости. То есть он шёл сам не зная зачем, куда и почему.
Смола зашёл в лес, постоял секунд тридцать в нерешительности, не зная в какую сторону направиться, и двинулся по наиболее легкому пути, где деревьев и кустов было меньше. Шёл он не торопясь, разглядывая природу и пытаясь понять, что же произошло на его глазах несколько минут назад. Что убийство – он понимал, но зачем – оставалось для него загадкой. Для разгадки он попробовал применить теорию мертвого Булы. Получалось, что не убей кавказцев Шпала, возможно, убили бы они, в том числе и его самого. Это раз. Обе противоборствующие стороны хотели доказать свою жизнеспособность, подтвердить значимость своей роли. Это два. Ну это со слов Булы, но при чем тут эти утверждения, когда конфликт начался с обыкновенного анекдота. Какое самоутверждение в анекдоте, какая жизнеспособность роли? Гоги нарисовал неправильную картину, кавказцы усомнились в этом. Потом начались оскорбления. Они, возможно, и портят авторитет, но никак не угрожают жизни, и уж никак не решают спор по поводу Гогиной картины. Ну подумаешь, побрить и одеть в трусы младенца Гоге посоветовали, ну и одел бы, что здесь убиенным не понравилось. Да и какая разница самим спорящим, в трусах младенец или нет. Выходит, что жизнеспособность и значимость ролей кавказцев и Шпалы зависят напрямую от каких-то там трусов и небритости…