Странная компания двигалась в неизведанное, являя собой абсурдную смесь не совместимых между собой вселенных, но в то же время непонятным образом уже ставших соединяться в одну общую, посредством той ситуации, что загнала их в один автомобиль и, усугубляясь с каждым мгновением, она гнала их все дальше и дальше в то самое загадочное, но преисполненное верой и надеждой неизведанное. У каждого из находившихся в салоне людей было своё прошлое и своё видение реальности и мира. Но та же ситуация меняла и их прошлое, и реальность, и мир. И даже казалось остававшийся неизменным Шпала и тот не знал, почему и зачем сменяются кадры фильма, унося его прочь от города. Впрочем, ему это и не надо было – зачем знать кадру о кадре, ведь при осознании целлулоидным изображением того, что оно – всего лишь изображение, может случиться апокалипсис, маленький армагеддон неподготовленной картинки, вдруг узнавшей, что она не есть главное, а всего лишь часть фильма, который в свою очередь лишь миг в вечности кинозала. Ближе всех к пониманию этого оказался Колян, неосторожное движение Булы лишило его осознания окружающего мира. Он вдруг понял, что всё вокруг – это лишь сменяющиеся картинки, он видел их и знал, но никак не мог вобрать в себя всю их суть, осознать причину показа кино. Это была его маленькая катастрофа, катастрофа кадра, осознавшего всю иллюзорность своей роли, заставившая заняться поиском своего истинного, осмысленного места, а значит двигавшая к пониманию чего-то всеобъемлющего, более значимого, чем показываемый фильм. Но Колян ещё был далёк от полного осознания, черная дыра почти затянулась и он начал делать первые робкие шаги осмысления.
Другое дело Лиза. Девушка, не обременённая потерей памяти, просто под воздействием чужой силы преместилась в другой показ, в другой фильм, став играть роль жертвы. И наложение двух сюжетов, прошлого и настоящего, неприятно давило, заставляя чувствовать себя непонятно потерянной. Она была лишь случайностью в чьём-то сюжете, которую заставили принять действительность этого противного ей сюжета. И полная потеря связи с окружающим, контроля, делала её чем-то похожим на Коляна, с тем лишь отличием, что она не пыталась осмыслить своё положение, разобраться и найти своё место. Она просто старалась ни о чём не думать, а следовательно была далека от поисков возможных вариантов своего освобождения, безропотно двигаясь по тому пути, что предлагали ей ситуация и ежечасно меняющиеся обстоятельства.
Единственно реальный из всей компании в этом фильме человек продолжал петь, повысив голос до радостного крика и ещё больше коверкая оригинальные тексты песен.
Из динамиков неслось:
"…Если бы твои глаза излучали свет
Я б увидел в темноте твоей любви рассвет
Красочной любви, лучезарно яркой
Освещающей мечты, твоей души подарки…"
У Шпалы получалось:
"…Если бы в твоих шарах лампочка зажглася
Я б увидел в темноте друга сваво Васю
Он любовь тебе дарил на кровате нашей
Разлучу-ка я тротилом Васю с моей Дашей…"
Шпала радовался новым текстам как ребёнок. Его глаза излучали счастье. Этакий неосознанный приступ детского веселья и счастья. Казалось, ничего другого в этой жизни ему и не надо, главное – что он есть и есть возможность пародировать чужие песни. Именно это, возможность переиначивать чужие слова, доказывает реальность происходящего, окружающий мир зависит только от него. Ведь несмотря на настойчивость голоса, исполняющего текст песни, он, этот текст, может быть любым, таким, каким его захочет видеть сам Шпала. Следовательно и весь мир таков, каковым его захочет видеть молодой человек. А что как не значимость себя, значимость того, чьё зрение рождает окружающее – и есть истинное счастье. Есть он, Шпала, а всё остальное лишь звучащие из динамика звуки, которые можно переиначить, как тебе захочется.
Машина неслась по шоссе, сменяя пейзаж за окном за считанные секунды: лес, поля, деревенские дома. Картинка пейзажа появлялась, была некоторое мгновение и исчезала, но при этом оставаясь всё в том же неизменном виде, внезависимости от движения автомобиля и взглядов пассажиров, рождавших её. Получалась странная ситуация, данного пейзажа не было, пока с ним не поравнялась машина и взгляды сидящих в ней людей не родили его, потом он умирал, оставаясь лишь в памяти. Но умирая в одном месте, он рождался в другом, в глазах пассажиров следующей машины, и так до бесконечности. И выходило, что он есть, пока есть те, кто его видит. И оставалось загадкой, а существует ли он, если нет зрителей. Возможно, но не доказано.