Путь Светлячка

— Я люблю тебя, Светлячок… моя маленькая, моя самая лучшая девочка на свете… — отзывался он, вновь и вновь ища её губы своими. Горький был вкус у этих поцелуев…

Всё происходящее казалось Свете каким-то вязким, мутным сном. Она так и не смогла окончательно примириться с тем, что это реальность: и шум многочисленных голосов, и наряженная к Новому году ёлка в углу гостиной, такая нелепая и неуместная сейчас, и звон рюмок, и пожелания Дане, «чтоб служилось легко и спокойно», и беспрерывно играющая из магнитофона музыка…

— Письма нежные очень мне нужны,
Я их выучу наизусть.
Через две зимы, через две весны
Отслужу, как надо, и вернусь…[3]

Ощущение дурного сна только усилилось, когда в прихожей незваной гостьей возникла Шурик. Глядя на перекошенное лицо Даниной мамы, растерянное — самого Дани, и испуганное — Светы, она лишь звонко расхохоталась.

— Ну, чего вы так напряглись? Всё в порядке… или я не имею права проводить в армию своего друга детства? К тому же, по совместительству — бывшего жениха… Разве не так, Даня? — судя по всему, Шурик была явно под градусом. Щёки её разрумянились, полы дорогой шубки из натурального меха распахнулись, а на шее поблёскивала золотая цепочка с массивным, но изящным кулоном.

Даня крепко стиснул Светину руку и шепнул:

— Не обращай внимания… Я никогда не был ей женихом. Просто, видимо, захотела немного пошуметь напоследок.

— П-п-проходи в комнату, присаживайся к столу, Саша, — неуверенно предложила Дина Наумовна, держа на весу блюдо с фаршированной рыбой — она как раз собиралась подать угощение гостям. Но девушка отрицательно покачала головой:

— Нет уж! Не за этим я пилила сюда из самой Москвы на такси…

Ах, да, вспомнила Света. Кто-то из общих знакомых упоминал, что Шурик теперь тоже учится в одном из столичных вузов. Но уж конечно, ей не приходится ютиться в общаге — заботливая любящая мамочка заблаговременно сняла ей отличную квартиру в центре.

— И за чем же ты сюда пилила? — с иронией поинтересовалась Света у бывшей подруги. Шурик окинула её быстрым цепким взглядом, затем так же внимательно осмотрела Даню.

— Да вот… Хотела на вас, голубков, вместе полюбоваться. Ну и как оно ощущается, Светик? В кайф? Дорвалась-таки до своего любимого Дани, заполучила его? Кто бы сомневался…

— Шурик, успокойся, — предостерегающе сказал Даня. — Давай без сцен напоследок, хорошо? Не тот повод…

— Да какие сцены, Данечка, ни ты боже мой… Неужели я не могу искренне порадоваться за вашу чудесную пару? «Не плачь, девчо-о-онка, пройдут дожди, солдат вернётся, ты только жди-и-и…»[4] — чуточку фальшивя, громко затянула она, а затем с любопытством взглянула на Даню.

— Ну и как она в постели? Неужели же лучше меня?!

— Ты не в себе, — ровным голосом сказал он. — Давай, я вызову тебе такси обратно в Москву. Или позвонить твоей маме, чтобы она за тобой приехала?

— Неужели вы до сих пор не спали вместе? — не слушая его, рассмеялась Шурик недоверчиво, поражённая своей догадкой. — Боже мой, какие нежности! Бережёшь своё сокровище до свадьбы, а, Даня?.. Это правильно. Заодно и проверишь, когда вернёшься, не изменяла ли она тебе… У девственниц это легко проверить! — она снова захохотала, довольная своей находчивостью. — Ну, с условием, конечно, что ты вообще вернёшься. А то… мало ли, что… Забреют в Афган — и…

— Замолчи!!!

Резкий окрик заставил их всех вздрогнуть. Данина мать незаметно снова появилась в прихожей с очередным подносом, который несла из кухни в комнату, и последние слова Шурика достигли её ушей. Лицо её было искажено суеверным страхом.

— Не смей, Александра. Ни слова больше! — сказала она срывающимся от негодования голосом. — Прошу тебя, по-хорошему… не порть людям вечер. Уходи. Неужели ты не видишь, что тебе тут не рады?

Лицо Шурика перекосила гримаса досады.

— А когда вы были мне рады, тётя Дина? Я же помню ваши многозначительные взгляды искоса… Я всегда была недостаточно чистенькой и хорошей для вашего драгоценного сыночка. Его достойна только Светочка Звёздная, ведь правда?! — она истерически расхохоталась и перевела взгляд на подругу, которая всё это время хранила молчание. — Только ты не обольщайся, Светик, — сказала она почти доброжелательно. — Они и с тобой милы и любезны лишь до поры, до времени. За своего сына тётя Дина всем глотку перегрызёт, и с твоим мнением не посчитается. Не питай иллюзий, что ты что-то значишь для этой семьи. Обгазцовой евгейской семьи! — нарочито картавя, издевательски закончила Шурик свой монолог.

— Ну, хватит, — рассердился Даня и распахнул дверь самым недвусмысленным жестом. — Уходи, пожалуйста.