Путь Тесея

Покряхтывая, царь Эгей поднялся со скамейки, а за ним и Медея взвилась, лёгкая, как пушинка. Он поднял торжественно руку, как это положено при присяге, и негромко, но чётко пообещал:

– Небом, Землёю и морем, всеми богами Эллады я клянусь, что не изменю Медее, что исполню обещание, ей данное: не изгонять Медею из Афин и не выдавать её врагам, как бы они не угрожали. Если же не исполню я этой клятвы, да будет моя участь равной участи безбожников.

Бездонные карие глаза Медеи просияли. Она поймала десницу царя Эгея, когда он опускал её, легко прикоснулась губами к тыльной стороне кисти и прошептала:

– Благодарю тебя, прекраснодушный властитель. У тебя будут дети, родится сын – и даже не один. До встречи, мой царь!

Стройная фигурка колхидской царевны уже растворилась в толпе праздных коринфян, пришедших на набережную поглазеть на корабли из далёких италийских колоний, а царь Эгей всё стоял возле скамьи, дул тихонько на место поцелуя Медеи, горящее огнём, и удивлялся себе: в зрелых уже летах и совершить такую благоглупость?

Он продолжил путешествие, погружённый в мечты о загадочной Медее. Поэтому вовсе не удивительно, что скромные прелести невинной царевны Эфры, внешне выглядевшей как обычная греческая девушка, как и обстоятельства соития с нею, не произвели на него особого впечатления.

Что же касается трезенской царевны, то она вовсе выбросила царя Эгея из головы, потому что мечтала о новой встрече со своим божественным возлюбленным, Посейдоном. У неё прекратились ежемесячные неприятности, и она соображала, как наилучшим образом сообщить любимому и богу, что он станет отцом. На помощь ей пришла богиня Афина, посоветовавшая отправиться на остров Сферос и там совершить погребальные возлияния на могиле Сфайра, возницы её деда царя Пелопса. Эфра перебрела через мелководье на остров, почтила память героя, однако напрасно трое суток ожидала свидания с Посейдоном. Бог, наверное, был сильно занят другими своими женами и любовницами, да и делами тоже. Тем не мене Эфра заложила на Сферосе храм Афины Апатурии и переименовала остров на Гиера, то есть «священный».

Тем временем до Афин доходили жуткие слухи о содеянном Медеей в Коринфе. Будто бы, когда Ясон ради царевны Главки покинул Медею, а царь Креонт приказал её изгнать, колхидская царевна, изъявляя полную покорность, уговорила Креонта оставить её детей в Коринфе при отце. Потом она детьми передала Главке свой роскошный, почти невесомый пеплос как свадебный подарок. Увы, предварительно злобная волшебница обработала одеяние ядовитыми травами. Стоило довольной подарком Главке закутаться в пеплос, как он вспыхнул на ней. Так сгорела соперница Медеи, а с нею и её обидчик царь Креонт, попытавшийся сорвать с дочери пылающие одежды. Изменщик Ясон спасся. Он полагал, что хорошо знает, чего может ожидать от своей первой жены, ему и в голову не пришло тушить несостоявшуюся невесту и тестя. Однако и бессовестный Ясон недооценил Медею и был сокрушён последним её ударом: она собственноручно зарезала своих детей от него, мальчиков Мермера и Фарета. После чего, разумеется, убийца улетела на крылатой колеснице, запряжённой драконами.

Первое время после того, как пришли из Коринфа эти удивительные известия, царь Эгей приобрёл привычку посматривать время от времени на западную полусферу неба: а не летит ли там тройка драконов, влача колесницу? Потом, прервав каждый раз скучное чередование лет и зим, произошли два новых важных для него события. Угасла, наконец, от неведомой болезни жалостно похудев, его вторая жена Халкиопа, и тем самым отпала сама собой неприятная задача объяснить ей приезд Медеи, о возможности, а если подумать, то и о неизбежности которого царь Эгей благоразумно умалчивал в Афинах. И почти тотчас же пришла из Фив весть, что Медея обосновалась там под покровительством Геракла. Незадолго до её появления в Фивах великий герой в припадке безумия, насланного на него вечной недоброжелательницей Герой, убил своих детей от Мелеагры. Медее удалось излечить его, но даже Геракл не сумел защитить свою спасительницу и некогда спутницу в плавании на «Арго» от фивян, не желавших терпеть её присутствие в своём городе.

Тогда-то царь Эгей и увидел наконец Медею в воротах своего царского двора, она бранилась, будто уличная торговка, со стражником. Сопровождала её одна только старуха, как потом выяснилось, была то верная Климена, её кормилица и воспитательница погибших детей. Вся в пыли, обмотанная несусветно грязными тряпками, в порванных и заляпанных глиной сандалиях, Медея показалась царю Эгею такой же молодой, стройной – и желанной, как и пять лет тому назад на набережной Лехейона.