– Опять-таки я его своими руками не убивала, царь. Это противный Пелий не хотел передавать царствование Ясону, хотя мой муж должен был править после смерти отца своего Эсона, старшего сына… Уж не могу вспомнить сейчас, как звали деда-царя… Пелий – вот он настоящий убийца, бестрепетный и коварный! Родителей Ясона он заставил покончить с собой, при этом мать моего мужа Амфинома бросилась на меч у царского очага, а Промаха, брата Ясона, приказал убить. Нам бы тоже не поздоровилось, хоть мы и привезли Золотое руно, как обещал ему Ясон. Что ж, пришлось мне распустить слух, что я жрица Персефоны, вашей владычицы преисподней, и умею омолаживать стариков.
– А ты и вправду умеешь? – усмехнулся он.
– И даже несколькими способами, – ослепительно улыбнулась она в ответ, – один из них весьма приятен. Но тогда мне нужно было обвести вокруг пальца глупых гусынь, незамужних дочерей Пелия. Им очень хотелось превратить в юношу своего старенького отца.
– И зачем бы это?
– Я не задавалась тогда такими вопросами… Возможно, дурочки надеялись, что молодой и деятельный царь Пелий быстрее выдаст их замуж. В большой тайне, ночью, при свете факелов, я показала им, как происходит волшебное превращение. Привела старого козла, разрубила его на части, сварила их в котле… Ну, и воняла же требуха того козла, пока булькала вместе с обрывками смрадной шкуры! А потом я сумела вынуть из кипятка блеющего козлёнка. Целеньким и живым!
– Думаю, что днём тебе труднее было бы совершить это чудо, – ухмыльнулся царь Эгей. Он чувствовал себя в ударе.
– Не ожидай, царь, что я, известная волшебница, начну вдруг сама изобличать себя в обмане… Во всяком случае, три дурёхи убили своего отца, предварительно договорившись, что каждая нанесёт ему смертельный удар ножом и что каждая примет участие в разрезании тела. Страшно вымазались при этом в крови, потому что не догадались раздеться донага перед неизбежно кровавым деянием… Потом долго варили расчленённого отца в том же самом котле, где булькала похлёбка из козла. Поняв, что обмануты, решили было всей шайкой повеситься, но Ясон отговорил сестёр. До сих пор не пойму, с чего бы это вдруг. Ведь он человек жестокий, а с замужеством каждой сестры из рук его уходил бы хороший кусок царства Пелия, а мы тогда ещё надеялись, что трон достанется Ясону, герою плавания на «Арго». Однако жители Иолка, сами далеко не образцы прадедовской добродетели, до того возмутились этой плохо пахнущей историей, что вооружились против нас, и нам с Ясоном пришлось, не солоно хлебавши, бежать сюда.
– Я слышал, будто твой дед Гелиос предоставил вам для бегства крылатую колесницу, запряжённую драконами… Это правда?
– А я слышала, что ты потомок богини Геи и бога Гефеста, это правда? – и она открыла свои безукоризненно белые зубы в улыбке, на сей раз скорее грустной. – Однако жаль мне, что ты наотрез отказываешься впустить меня в свою страну и дать мне приют, несчастной изгнаннице. Ведь я пообещала бы тебе, что будешь иметь детей, есть у меня верное средство. Мы с тобой могли бы прямо поехать в Афины, не заезжая в Трезен. Я и оракул растолкую тебе с лёгкостью.
И вдруг услышал царь Эгей свой собственный голос, говорящий такое, о чём он мгновение тому назад и подумать не мог:
– Откуда ты взяла, Медея, что я наотрез отказываюсь предоставить тебе в Афинах место для жилья и защиту от твоих врагов? Меня очень привлекает твоё обещание наделить меня детьми. Однако я не люблю отменять свои замыслы. В Трезен я всё-таки пойду. И лучше будет, если мы не вместе покинем Коринф, так как я не хочу ссориться из-за тебя с приятелем моим царём Креонтом. Совсем иначе моё решение принять тебя будет выглядеть, если ты сама придёшь ко мне в Афины. То бишь прилетишь на драконах.
В ответ Медея взмахнула своими длинными и изогнутыми ресницами, притворилась, что хочет стать на колени у скамьи, однако только сложила руки молитвенно.
– Нет у меня слов, благородный и щедрый царь, чтобы поблагодарить тебя так красноречиво и искренне, как того заслуживает твоя несравненная доброта! Но я опасаюсь, что под давлением моих врагов, а твоих друзей ты переменишь решение.
– Тебе, Медея, разве недостаточно моего царского слова? – удивился он, почему-то не рассердившись. Огорчился только, будто на ребёнка за детскую глупость.
– Будет лучше, если ты поклянёшься, что примешь меня несмотря ни на что, – заявила Медея со спокойным убеждением. – Тебе же сподручнее оправдываться присягой, если вдруг судьба заставит.
– Ты права, пожалуй, – нехотя согласился Эгей. – И если уж ты взялась указывать мне, царю, как поступать, то подскажи, будь добра, какими богами мне поклясться.
– Клянись всеми богами, известными тебе, царь. Всем божественным родом ваших греческих небожителей.
– Хорошо. А теперь скажи чётко, мудрая жена, что же именно я должен пообещать.
Она улыбнулась, но сразу же погасила свою волшебную улыбку и сосредоточенно отчеканила:
– Что сам ты не прогонишь меня из Афин, своею волей. И что никогда не выдашь меня моим врагам, если они потребуют этого. Так поклянись же, царь!