Путь усталости

Будь проклята, душа глухонемая!
Зачем не слышишь ты, зачем молчишь?
Зачем, непостижимому внимая,
Ты полюбила сумерки и тишь?

Будь проклято призвание поэта!

Мои мертворожденные мечты,
Будь проклято все то, что мной воспето!
И ты, меня презревшая, и ты…

Я петь хочу, я петь хочу до муки,

Чтоб, эту тишь волнуя и круша,
Весенним громом рокотали звуки,
Чтоб в солнечную высь рвалась душа.

Чтоб не скорбя о днях неповторимых,

Моя душа, как колокола медь,
Могла для всех любивших и любимых
Набатом торжествующим греметь.

Вена, 1944

ОСЕНЬ [11]

Я с осенью давно себя связал,
Я осыпаюсь с каждым листопадом.
Меня, лаская, жжет, как листья сада,
Луч солнечный — начало всех начал.

Когда небес холодная лазурь

Роняет нити паутинной пряжи
И скоро первый снег на землю ляжет,
Хочу смирить шального сердца дурь.

Зачем оно трепещет и теперь,

Зачем ответа ждет во встречном взгляде?
С его упрямой верой мне не сладить!
Напрасно говорю ему: не верь!

Как заглянуть за темный полог дней —

Вернется ль яблонь вешнее цветенье,
Наполнит ли жужжанием и пеньем
Вновь воскрешенный сад души моей?

Ведь я не тот, ведь я уже не тот,

Каким я был еще совсем недавно.
Я догниваю тихо и бесславно,
Как в вянущей траве упавший плод.

Довольно, сердце! Замолчи и ты,

Не бейся птицей в ребра темной клетки,
Учись следить, как, вздрагивая, ветки
Роняют запоздалые листы.

Мюнхен, октябрь 1945.

ГАМЛЕТ

Есть право умирать и право жить, —
Слова покрытые столетней пылью.
И Гамлетово «Быть или не быть?» —
Крик жалкий оскорбленного бессилья.

Упрямо строя мир тебе чужой,

Себя, в себе, убив твоей рукою,
Ты поле счастья обошел межой
И не пришел к желанному покою.

И вот теперь лежишь едва дыша,

Рукой впотьмах за папиросой шаря.
И чувствуешь, как ежится душа,
Как будто бы сейчас ее ударят.

О, как в себе разрушить эту ночь,

Навстречу солнцу вырваться наружу,
Когда не можешь никому помочь,
А сам себе уже давно не нужен.

Когда ты обречен считать года,

Безжизненный, как труп на мертвом ложе,
Для радости уснувший навсегда,
И не живешь, и умереть не можешь.

ДОН ЖУАН

О, дон Жуан, как ты наивно верил!
Ты вовсе не скучающий развратник,
Я верю, вечного блаженства двери
Тебе суровый отворил привратник.

Ты мог бы быть отцом и верным мужем,

Высоких добродетелей примером,
Чем ты, скажи, почтенных граждан хуже?
Не вечной ли в любовь наивной верой!

Когда от милой улицей Мадрида

Ты шел, лицо укрыв под бархат маски,
Тебя томила горькою обидой
Тоска по нежной материнской ласке.

Как уважал ты верность донны Анны,

С какою мукой ждал ее позора,
Но кто поймет, в какой надежде тайной
Ты на свиданье вызвал командора.