— Не сомневаюсь, сынок, не сомневаюсь. Пару-тройку дней, повозишься с неприкасаемыми, а там глядишь и твои документы из министерства придут. Заменишь майора Рими. Старый Рими… — во взгляде генерала появились жестокие искорки: — Мне нужен свой, надежный человек на базе содержания пришельцев, а наш старый дуралей Рими, видимо, продался Длинному Носу. Есть у меня такая мыслишка. — Длинным Носом, генерал Еже Сум называл начальника департамента юстиции, генерала Оода Млея: — Доклады Рими стали уж очень слащавыми и ты, сынок, развеешь или подтвердишь мои подозрения. Я хочу знать обо всем, что там происходит. Быть в курсе событий. Наш департамент должен получить пришельцев со всеми потрохами, и роль наблюдателя мне осточертела. Ты найдешь и дашь мне зацепку, повод отодвинуть департамент юстиции, заполучить право на пришельцев. — взгляд генерала стал туманным: — Длинный нос и его господа министры, скоро отойдут в прошлое, а мы станем хозяевами. Хозяевами… Ладно, об этом потом. Придут документы, твое повышение-тогда и обсудим. А пока… — генерал провел ладонью по своим седым, пепельного цвета волосам: — Отправляйся в Тихую Гавань, разберись с неприкасаемыми. Сдашь их в порту майору Софу. Думаю, недели на этот городишко — хватит. После передашь погрузку неприкасаемых лейтенанту Оолу Шику. Все, сынок. Ступай.
Сынок.
Фолк козырнул, развернулся на каблуках и вышел из кабинета генерала, тихо закрыв за собой черную, тяжелую дверь. В небольшой приемной секретарь генерала краснолицый, полный майор Шум, даже головы не поднял от своих бумаг — писал что-то, сидя за столом со стопкой серых папок с одной стороны и бронзовым бюстиком господина Первого Офицера, с другой.
Фолк вышел в коридор, и направился к лестнице в конце этажа.
Сынок.
Каждый раз когда он слышал от генерала слово «сынок», Фолк испытывал острое желание свернуть его дряблую шею.
Сынок…
Так его называл отец.
Завтра он уедет в Тихую Гавань, прочь от этих унылых, удушливых стен департамента, а очень скоро он увидит пришельцев.
Он подумал о том, что в его жизни наметился поворот.
Пришельцы.
Глава четвертая
Звездолет «Странник». Девять лет до высадки на Твердь. Ледовая
Прошло две недели, как «Странник» вышел на орбиту, коричневого карлика — Спрятанной. И уже две недели люди высадились и работали на второй планете системы — Ледовой. Ледовая по размеру и массе, относилась к земному классу и вращалась вокруг коричневого карлика — тусклой звезды, которая так и не стала звездой в привычном смысле этого слова. Недостаток массы и гелия в ее составе не позволили Спрятанной — такое название ей дал экипаж «Странника», разгореться, термоядерный синтез в ней не родился, только имеющиеся тяжелые элементы, словно тлеющие угли в угасшем костре, подогревали эту, почти звезду, придавали ей тусклое, малиновое свечение.
Для высадки выбрали вторую планету Спрятанной, звездолет совершил маневр на сближение и люди Земли впервые оказались в другой звездной системе.
Вчера у Сергея Сенчина был день рождения, ему исполнилось шестнадцать лет.
А завтра на Ледовую уходит «Тор-2», без Сергея.
Он лежал на койке в своей каюте, не раздевшись, как был в синем, повседневном комбинезоне, положив руки за голову и смотрел в белый, глянцевый пластик потолка.
Остановка у Спрятанной не входила в план полета и о ней, до неожиданного обнаружения, вообще ничего не было известно. Сергей готовил себя к размеренной жизни на «Страннике», на котором в течении нескольких лет предстояло учиться и осваивать пилотирование малых кораблей и планетолетов звездолета, подолгу пропадая в отсеке тренажеров.
Пока не появилась Спрятанная.
И вот завтра грузовой модуль «Тор-2» улетает к Ледовой, вместе с такими же дублерами, как и он сам — Ланиной и Кисловским. Но не с ним.
Круглая, световая пластина под низким потолком каюты, ярко освещала помещение теплым, желтым светом.
Сергей перевалился на правый бок, уперся взглядом в большой овал иллюминатора на противоположной стене.
В черноте иллюминатора пылали звезды.
Дверь в каюту открылась и в нее без стука вошли двое дублеров — Мишка Горин и Ганс Вульф. Оба в синих комбинезонах.
— О, — Мишка показал на Сергея пальцем, расплылся в широкой, торжественной улыбке: — Лежит, убивается.
Ганс не улыбался, прошел к стоявшему у небольшего письменного стола креслу и сел в него, закинув ногу на ногу.
— Чего так, по-свински поступаешь? — спросил Мишка, Сергея.
Он встал перед кроватью, на которой лежал Сенчин, заложил руки за спину. Сергей молчал.
— Нас тоже не берут. Ну и что? — Мишка пожал плечами: — В истерике биться, как некоторые, не буду.
Сенчин молча перевернулся на другой бок.
— Ганс, нас просят удалиться. Игнорирует. — было слышно, как Мишка Горин презрительно хмыкнул: — Его завистливое высочество не расположено, оно, видите ли — хандрит.
— Серега. — произнес из кресла Ганс: — Брось ты это. Пойдем. Сегодня собираемся у Светки. Нехорошо получится. Она завтра улетает.