Путь в небо. За чертой инстинкта

Всю свою омрачённую природным недостатком жизнь он отдал людям, выбрав ещё в школе нелёгкую врачебную стезю. То ли стало это следствием чтения модных в то время книг писателей-врачей, то ли и без них Евгений Иванович понял, что именно врачом он должен стать, и отдал он этому гуманному делу более тридцати лет. Сначала шесть лет грыз нелёгкую медицинскую науку в институте, потом четверть века – счастливую четверть века! – прослужил настоящим сельским врачом (как Чехов или Булгаков) в Калужской и Горьковской областях, когда приходилось вскакивать среди ночи, чтобы мчаться в глухую деревню к тяжёлому больному или делать срочные операции в малоподходящих для этого дела условиях. И, наконец, здесь, в Нижнем Новгороде, по-старому Горьком, куда переехал с семьёй в семидесятом году, он девять предпенсионных лет проработал на далёкой от медицины кафедре гражданской обороны политехнического института, но у себя во дворе постоянно возвращался к врачебному делу, оказывая первую помощь то несчастному сердечнику, то сломавшему руку сорванцу.

– …И кто-то из этих самых сорванцов, возможно, и украл нынче мою коляску, – с горечью подумал Евгений Иванович, – или навёл на эту мерзость своих дружков с соседнего двора.

Но он тут же спохватился, в корне пресекая нехорошие мысли, тем более что были они пока всего лишь предположениями попавшего в отчаянную ситуацию человека. Между тем начали действовать таблетки, и он решил ненадолго прилечь. В разбегающихся и бестолковых мыслях о случившейся с ним беде прошло ещё какое-то время. Когда он поднялся и взглянул на часы, было начало десятого. «Теперь можно звонить Серёже», – облегчённо подумал Евгений Иванович и пошёл к телефону.

– Да-а-а? – раздался в трубке, как всегда, нарочито суровый и в то же время явно заспанный голос сына.

– Серёженька, извини, я тебя, наверное, разбудил, но у меня тут такое случилось, такое случилось… Только ты не волнуйся… Я же сегодня собрался к маме ехать – ну, ты знаешь… Понимаешь, выхожу к гаражу утром, а коляски-то моей и нету. Пропала!

– Как пропала? – окончательно стряхнув сон, но, видимо ещё ничего толком не понимая, воскликнул сын. – Откуда пропала?

– Из гаража пропала. Я же её с вечера приготовил к поездке, всё проверил, загрузил в неё инструмент, запаску, канистрочку с бензином, а сегодня утром выхожу – а её и нет. Дверь только прикрыта, замок взломан и рядом валяется. От коляски следы одни остались, от колёс её, – обрываются на улице. Значит, угнали со двора. Я чуть в обморок не хлопнулся, еле до дома добрался.

– Ты вот что, отец, – оборвал его на полуслове Сергей, почувствовав необычайно взволнованный и дрожащий голос Евгения Ивановича, – действительно позвони пока в милицию и всё им расскажи, а я сейчас еду к тебе. И не убивайся сильно – может, ещё сегодня найдётся коляска.

Учитывая физическую беспомощность пострадавшего, милиция всё же приехала к нему и приняла заявление о пропаже прямо дома. Они переговорили с соседями, всё осмотрели, зачем-то даже замерили что-то в гараже. Подробно расспрашивали о подростках, которые живут в этом и соседних дворах, могущих, по их мнению, украсть коляску. Спросили даже напрямую Евгения Ивановича, не подозревает ли он кого-то из соседей или из тех же самых мальчишек, что вертятся во дворе.

Евгений Иванович категорически отказался кого-либо подозревать, хотя и впрямь у него были кое-какие соображения на этот счёт, – не подозрения, конечно, а так, некие логические заключения, появившиеся, когда он сопоставил некоторые факты из прошлого и нынешнюю свою утрату. Но соображения соображениями, а подставлять кого бы то ни было, пусть даже у него имелись на то какие-то серьёзные основания, он считал себя не вправе.

– Пусть милиция сама во всём разбирается, – решил он, – а я такого греха на душу брать не буду.

Пришедшие двое милиционеров составили протокол, в котором Евгений Иванович расписался, забрали ключи, документы от коляски и удалились, бросив на прощание мало обнадеживающее «будем разбираться».

Но коляска не нашлась. Не нашлась ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. Ни через месяц. В милиции, куда Евгений Иванович время от времени позванивал, втайне ещё надеясь на их удачу, ведущий это дело следователь отвечал односложное «ищем».

Тем временем начала как-то организовываться – куда денешься! – разбитая было внезапной материальной потерей жизнь. Серёжка стал появляться чуть ли не каждый день, по надобности заходя в магазин и покупая отцу необходимые продукты, иногда помогали соседи, да и сам Евгений Иванович предпринимал короткие вылазки за провиантом, насколько позволяла ему неработающая нога. Но всё равно каждое воспоминание о случившейся краже вводило его в тяжёлое моральное и физическое состояние, из которого вывести могли только любимые сизари. С ещё большим рвением Евгений Иванович тратил на них свои крохотные деньги, и птицы, похоже, платили ему тем же – стали садиться даже на плечи (чего раньше никогда не было), нежно воркуя, как ему казалось, что-то ласковое на ухо.