Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

Серые стены в тусклых отсветах флектусов. Лучи фонарей. И дверь в конце коридора. Джилберта Гюйт пытается упасть — то ли изобразить припадок, то ли замедлить продвижение. Но Лайл и Мелони всё так же молча, непреклонно глядя вперёд, рывком поднимают её. Вскрикивает сзади от боли её сын — он попытался воспротивиться Нэйшу, применить Печать Ветра.

Рука Лайла срывает с тонкой шеи старухи амулет. Рука Мелони надевает другой — тот, что я отдал ей, треснувший. Амулет Ирлена Гюйта и без того разряжен, иначе он не подпал бы под действие дочери.

Дверь открывается — и за ней живут блики, плеск воды, приветственные трели сирен. Лежат контрабандисты из Велейсы — в тех же позах, что мы их оставили. И Джилберта Гюйт хочет кричать, но пальцы устранителя на её щеке лишают её этого.

— Вы не посмеете, — шепчет её сын дрожащими губами. Глядя в три лица, обращённые к нему с одинаковыми выражениями. — Я же ничего не… они все были довольны, они же узнали… силу искусства, настоящую поэзию…

Шёпот гаснет, задавленный ледяным молчанием. Трое у двери — с одинаково безучастными лицами. Равно похожие на застывшие изваяния.

Потом на лице Мелони оживают губы.

— Авалантэ.

Первые же разливы песни сирен заставляют Гюйтов сперва замереть, а потом с блаженной улыбкой опуститься на каменистый пол. Песня разливается, крепнет — и трое выходят за дверь, предоставляя сиренам звучать.

Мелони бросает в коридоре, глядя в сторону:

— Отменять будет Мясник. Наши амулеты не выдержат. Пухлик, что для постановки нужно?

И каждый раз, как я… вижу всё это — мне кажется: вот сейчас она обернётся, спросит: «Морковка, не раскис?»

Только меня же с ними не было. И я не видел. Не слышал.

– Это будет… несчастный случай. Лайл сказал пару слов, но… догадаться легко. Гюйты держали сирен для своего салона. Заставляли петь. Обращались жестоко. Не справились. Их работники тоже.

Хозяева и работники хотели очаровать гостей. Не совладали с контролем сирен. Те выползли в холл, они же земноводные. Начали петь, зачаровали поэтов и «искр» слишком сильно. Гюйт или его мать пытались их остановить, но тут грянул «прорыв». А нам пришлось загонять сирен обратно. Попутно сражаясь с очарованной охраной.

Так Лайл и поведает это Тербенно или любым другим законникам, которые примчатся на его вызов. Голос Лайла воображается без всякого труда.

«Вир побери, кто ж мог знать, что эти Гюйты настолько головушкой ударенные, а? Мы, понятно, подстраховались, как только поняли, о чём речь идёт. А они — то ли не знали, с какой мощью могут петь эти твари, то ли думали, что так обойдётся… ты их амулеты видал? Я бы так сказал, с такими-то мерами безопасности — это было делом времени, спасибо ещё, что мы оказались на территории — могло быть и хуже».

Поверит ли ему Крысолов? У него же самого этот Дар… впрочем, какая разница.

Закрываю глаза — снова вспыхивает под веками, почти болезненно. Как цветные иллюстрации, на которые смотрел слишком долго.

Трое в гостиной.

Трое на лестнице.

Трое у двери — вот-вот ожившие губы скажут заветное слово…

Сколько звучала последняя песня сирен? Сколько ей позволили звучать до того, как дать обратную команду? Четверть часа? Полчаса?

Пока Гюйты не утратят остатки разума, навеки погрузившись в сладкую песню. Что с ними будет дальше? Наверняка зелья, лечебница, сиделки…

До конца жизни. Страшнее любой тюрьмы.

– Я… должен был остановить их.

– Почему?