– Сама понимаешь, амулеты от такого не спасут.
Мы с Пухликом сверлим друг друга глазами — когда я успела вскочить?
– И я не желаю оставлять её законникам. В этом случае её…
– Спецучреждение, вероятно, — помогает Нэйш, не отрываясь от любования коврами. — Надзор санитаров, стены со звукоизоляцией… контролирующие зелья. До тех пор, пока не закончатся допросы. После суда девочка будет признана опасной. Не подлежащей обучению. А поскольку Дар Сирены — не то, с чем можно шутить… ставлю на усыпляющие зелья, притупляющие чувствительность. В больших количествах.
Превращение в овощ. Мясник явно знает об этом всё и готов рассказать поподробнее. Только вряд ли его кто попросит.
Вновь валимся в исполненную понимания тишь. Может, предложить артефакты на блок магии… Ага. Браслеты, как на Рифах. Дёрнуть Шеннета, напрячь законников, заковать девочку — и можно брать в питомник с собой. После допросов. В невидимых цепях.
Рот наполняется кислой слюной от одной мысли.
Пухлик кривится, потирая запястье. Тоже думал об этом. И что там в его молчании?
И всё равно был бы не вариант.
Вариант — это… взять сквозник, связаться с Грызи. Пояснить ей насчёт Птахи.
Только вот мы не можем. Потому что Грызи принесётся сама, а она…
Не одобрит, в общем.
Мы в тупике. Вонючем, как струя гарпии. И не из-за незнания, — что делать.
Тупик в том, что знаем.
Мы все знаем — и в этом загвоздка. Потому что нас же не трое на этом судебном заседании. И молчания четвёртого — того, который уткнулся в собственные пальцы так, будто собрался молиться — я не слышу.
У Морковки обычно по лицу можно прочитать все мысли за сутки. Так что я его неплохо чувствую и предугадываю. Только вот теперь Янист молчит с другим лицом — отрешённым и пустым. И вир знает, что скажет и сделает.
Пинаю Пухлика взглядом. Может, лучше просто услать малого отсюда? Чтобы не впутывать. Или чтобы не мешал.
Пухлик косится на Яниста и отвечает взглядом:
Не успеваю согласиться с Гроски. Даже взглядом. Янист медленно разжимает стиснутые пальцы. Поднимает глаза на меня.
– Я знаю, что делать.
Голос сиплый, но уверенный. И глядит малый спокойно.
– С девочкой. Я… знаю, где ей будет безопасно.
Понимание плещется. Звенит, как дальняя песня сирен. Пухлик, поймав взгляд Яниста, чуть расслабляется в кресле. Опускает подбородок.
– Лучший вариант. Вызову Фрезу, а ты помоги-ка девчушке собраться. Все личные вещи. Одежду. Понимаешь, да?
Мог бы не спрашивать. Его Светлость встаёт. Глядит он теперь на меня, и на лице у него то самое знание, а ещё колебание, предупреждение и куча всего, не пересмотришь. Пару мигов кажется, что он всё-таки заговорит, попросит…
Но он только кивает нам на прощание.
Эпилог
ЯНИСТ ОЛКЕСТ
— С девочкой будет всё хорошо.
Лёгкая туманная дымка плывёт над Рубежной рекой. Широкой и ленивой в рассеянном предутреннем свете. Веет медвяной росой, и кажется — если откинуться и вслушаться, услышишь радостные вздохи растущих трав.
Учитель Найго набивает длинную трубку. Раскуривает, старательно заслоняясь от налетевшего ветерка. Поджигает он её, соединяя две тонкие палочки, которые тут же воспламеняются на конце. В Тихой Долине не работают поджигающие артефакты. Интересно, откуда это приспособление? Раньше я его не замечал.
Многого я не замечал раньше.
— Вы курите трубку по-моряцки.
— По-пиратски, без воды, — учитель затягивается. Откидывается назад, прижимаясь спиной к одряхлевшему дубу, который гордо высится на обрыве над берегом. — В молодости я провёл пару лет в Велейсе. Там и нахватался скверного. Всё собираюсь бросить, и в долине как-то получается, а за её пределами…
Мы смотрим на затянутую кисеей тумана реку внизу. На песчаном берегу слева высится сарай для лодок. Сторожка. А дальше причал. И точно такая же картина за широкой кромкой воды.
Возможность для торговцев вести дела с Алчнодолом на безопасном берегу. А для жителей Долины — выбираться за её пределы. Переправа через Рубежную, отделяющую Чистую долину от мира Камня. Мира… грязи.
Если сощуриться как следует — в дымке можно уловить прихотливую ленту дороги. Дорога идёт от пристани вверх, вихляет и скрывается в буковой роще. Колеистая, натруженная — она затем стекает вниз между холмами, ведёт мили три мимо сочных лугов и величественной дубравы. Покуда не приводит к озёрной долине с домами и огородами. У домов резные подоконники и украшения над дверями — потому что в общине трое опытных резчиков по дереву. И ещё есть храм…
Настывший камень в груди становится чуть теплее, когда я думаю, что в одном из этих домиков будет жить теперь маленькая Сапфи. Пение которой больше никому не будет угрожать.