Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

— С ней будет всё хорошо, — покосившись на меня, повторяет учитель Найго. — За сирот у нас отвечают Эльма и Тиа, ты же помнишь.

Тётушка Эльма — громкоголосая, широкая как солнце, и всегда сыплет шутками, а из её горячих рук вечно сыплются то яблоки, то медовые соты. И Тиа из Ирмелея — лёгонькая, серьёзная, с запасами неистощимого терпения и неистощимыми же историями из книг — говорят, знатного рода… Обе пришли в общину Единого извилистыми путями, и я помню, как они возились с ребятами, которых доставил в Алчнодол я.

— Муж Эльмы, конечно, помогает с детьми тоже… но они не задерживаются в Гостинном доме. По домам разбегаются — Йезер не писал разве? Я напоминал ему.

— Писал.

Йезер Глазастик был старшим из тех, с кем мне пришлось пробиваться в Долину. «Пустой элемент», сирота, да ещё ослепший на один глаз — он в двенадцать лет был удивительно самостоятельным и рассудительным. Помнится, поразил тётушку Эльму при встрече хозяйственным баском: «Э, мать! Починить, мож, надо чего?»

— С уроков разве что сбегает, ну, это… скучно ему. Зато наши резчики говорят, и руки золотые. А вот Таша рванула в науках…

Учитель Найго попыхивает трубкой, рассказывая о Долине. О моих ребятах. Других ребятах. И новых жильцах. Я смотрю в его профиль — словно кованный из золота и серебра на фоне дымчатого утра — и слышу то, что за голосом.

Новые жильцы — новые хлопоты… много, много, и «пустых элементов», и беженцев, и тех, кто просто захотел покоя в Чистой Долине… кто готов согласиться с тем, что магия требует слишком большой платы. И уверовать, и успокоиться.

Успокоиться. Нужно успокоиться, говорит голос учителя. Выдохни и успокойся, пока я расскажу тебе о наших соседях-даарду, которые тоже сбежали в Алчнодол и строят свою общину. О Хаате и её рейдах за всё новыми сородичами, страдающими от Всесущего. Послушай, ученик, послушай, дай себе роздых — всё хорошо, слышишь, маленькой Сапфи здесь будет хорошо…

— Ты говорил, она петь любит?

Теперь она сможет петь. По-настоящему. Без опаски причинить боль. Кажется, она поняла это, хотя во время сборов и по пути я пытался объяснить ей слишком путано и сбивчиво.

К тому, что ей нельзя больше оставаться в поместье, девочка отнеслась с пониманием. Только с некоторым удивлением: «А тот, охотник — он меня не… Он разве передумал?» После помогала собрать вещи: «Вот там, на полке ещё… это из Даматы игрушка, это папа подарил». Боязливо кивнула Фрезе — та подмигнула, поднимая в воздух сундук и два объёмистых узла.

— Каталась под водой, малая? Сейчас проедемся.

Потом мы бежали по лестнице, и я твердил: «Не смотри, не смотри» — в коридоре и на ступенях всё же разлеглось немало поэтов и их «искр», которых ещё не отпустил транс сирены. И маленькая Сапфи понурилась виновато — пока выскочивший из-под лестницы Лайл перекидывался с Фрезой торопливыми фразами о глушилках, возницах, поднятой тревоге…

— Говорю тебе, стоят глушилки на самом фасаде — видно, для надежности, если кто в окна заглянет…

— Временные?

— Я почём знаю, я не Мастер. Но до возниц вряд ли что долетело — в той стороне всё спокойно.

— Одной проблемой меньше. Так, стало быть, в Алчнодол, если Крысолов потом пристанет — тебя вызвали забрать раненного сотрудника. Симптомы сама придумаешь, а? Янист, ты у нас попал под удар сирен, после поэтических чтений вообще ничего не помнишь, так поспокойнее будет… Эй, слышишь?

Я кивал оцепенело, но слова задерживались где-то, доходили как через сон. Стонущие тела на лестнице. Фреза, торопливо идущая к дверям. Лайл, поглядывающий на подвал. И тонкие дрожащие пальцы в ладони — Сапфи вот-вот готова была расплакаться.

В «поплавке» она сидела притихшей птахой почти до Алчнодола. Под конец пути спросила: «Бабуля и папа очень сердятся, да?» Вздохнула — и вогнала мне в сердце второй вопрос, по соседству с первым: «А им можно будет меня навещать?»

Вопросы дрожат внутри двумя разросшимися ледяными иглами. Колют. И то, под веками — встаёт во весь рост, сколько бы я ни приказывал себе не видеть.

И ещё я слишком надолго провалился в память и в молчание.

— Да, она… любит петь. Там у неё… в тетрадях записаны песни, мы забрали тоже…

Забрали вообще всё, что касалось маленькой Сирены, если точнее. Одежду, игрушки, рисунки. Лайл был категоричен: «Её тут не было».

Девочки с Даром Музыки никогда не было в доме. Есть какая-то комната — может быть, гостевая для юных родственниц женского пола. А слуги не присутствовали в поместье на вечере. И даже если их будут допрашивать — их показания не будут учтены. Они ведь из тех, кого называют «неразумными», «стёртыми»… Кажется, это говорила Мел.

Следов не должно было остаться — кроме тех, которые создаст Лайл.

— Ты рассказал не всё, ученик.

В красках встающего солнца профиль учителя наливается червонным золотом. Дым из трубки мешается с облаками на востоке.