Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

Нэйш жестом показывает, что идею наблюдений за Лайлом Гроски он очень даже одобряет.

— Но ты меня ему сдашь. Как это… мужская солидарность? Напарническая солидарность? Ковчежническая солидар…

Устранитель, опять жестом, даёт понять, что не испытывает к моему блудному отцу ни капли какой-нибудь солидарности.

— О, ну тогда спасибо за такое твоё великодушие.

— Я скорее прагматичен.

И наклоняет голову, и взгляд становится морозяще-цепким. Этот тип точно набивает чучела по ночам где-то в подвальчике. А потом ведёт с ними длинные беседы о несовершенстве мира.

— А-а-а-а, я должна заплатить. Деньгами или натурой? Малость погодя или займёмся непотребным прям здесь и сейчас?

— Нет. Во всяком случае, — короткая хищная улыбочка, — пока что нет.

Ух ты, я-то уже обнадёжиться успела.

— Надо кого-нибудь грохнуть? Не, ты б сам справился. Кого-нибудь довести? Тоже справился бы. Слушай, если только ты не потребуешь у меня переодеваться во всё розовенькое… а хотя вир с ним, требуй, хочу на себя такую посмотреть.

— Просто хочу, чтобы ты помнила, — самую чуточку нагибается вперёд, и его губы оказываются над моим ухом. — Я могу сказать ему в любой момент.

— Мне нужно называть тебя «моим большим белым господином»?

— Мы обдумаем этот вариант на досуге.

Он от души развлекается на мой счёт — будто наблюдает за чем-то новым и экзотическим в клеточке. Только мне ж тоже интересно. И вообще, если он прикажет мне пробежать нагишом по питомнику или что-то вроде этого — оно только в плюс.

— Как у вас тут скрепляют договоры — ритуально потрошат единорогов? Или клянутся на Печати, или…

Он поднимает мою руку к губам и смотрит так насмешливо-жарко, что я подумываю всё же скинуть рубаху и «предаться омерзительным порокам», как говорит бабуля. Но Нэйш с размаху обламывает меня первыми же словами:

— Познакомлю тебя с Йоллой.

Йоллой оказывается девчонка лет десяти — «пустой элемент», зато знает питомник и всех в питомнике. Мы отлично проводим время: наполняем поилки и чешем гривы единорогам, кидаем еду шныркам и яприлятам. И я веду себя почти что паинькой, болтаю о Менции, пуррах и папашке Лиорне, но больше слушаю. И проникаюсь лютым расположением ко всем окружающим.

Послушать Йоллу — тут все прям-таки новые Кормчие в перспективе. Гриз вся замечательная-расспасательная; Мел хорошая и любит животных; Янист добрый, любит книги и Гриз (ого!); Аманда заведует печеньем с чаем и лечит всех-превсех (на этом месте я мычу, потому что уже поняла, чем ещё может заведовать милая нойя), Лайл Гроски тоже милый, и шутки у него смешные, и истории интересные, а есть ещё…

— Нэйш, — шепотом подсказываю я. Йолла застывает с озадаченным видом и бормочет, что да-а-а-а, у этого бабочки красивые.

Так что я совсем чувствую себя дома и уже расслабляюсь, когда начинается тарарам. В воздухе разносится тревожный зов колокольчика, и Йолла подскакивает с воплем: «Общий сбор!» — и несётся чёрт знает куда, и я, конечно, несусь туда тоже.

— Арделл вызвала, — кидает Лайл Гроски, который трусцой выдвигается нам навстречу от здания бывшей гостиницы — «Ковчежца», как называла его Йолла. — У них большая партия зверей после ловушек, все в плохом состоянии, Йолла, вольерных, пусть готовят солому, опилки, воду, Мел и Янист тоже прибудут, надо готовиться к приёмке. Кани, а ты…

Показываю, что буду стоять в стороночке, Гроски смотрит с опаской, но кивает и уходит, потом прибегает Йолла, уже с вольерными, и все начинают открывать запасные вольеры, разворачивать воздушные носилки и носиться с вёдрами, и я тоже ношусь, потому что ноги никак не могут устоять на месте, когда такое творится. Потом начинают от пристани по воздуху притаскивать израненных зверей, прилетает нойя в цветастых юбках и с кучей пузырьков в кофре, за ней в подоле волочится какая-то немочь, завешенная волосами; руки у немочи дрожат, и зелья проливается.

— Уна, укрепляющее волчонку, — рычит нойя, колдуя над обмякшим кербером, а руки у этой самой Уны трясутся, и Йолла тоже занята — рулит вольерными над носилками…

Просовываюсь у Уны над плечом и выхватываю пузырёк и пипетку. Сто раз латала пацанов после драк или магических дуэлей.

— Дозировка какая? — спрашиваю шёпотом. Немочь в волосах шарахается, но шепчет что-то вроде: «Д-д-д-десять кк-к-апель, и в-в-воды…» — Тогда воду давай тащи!

Сначала волчонок с поломанными иглами и ранами на лапах, потом полузадушенный кербер с загноившейся раной на боку, потом мелкая огненная лисица… кинуться они не пытаются, видно, их по дороге успокоили.

Те, которые успокоили, заявляются следом.

— Нэйш, давай быстро, тут ампутация! — звенит женский голос, и я краем глаза вижу клетчатую рубашку, растрепавшиеся каштановые волосы. — Ловушка с некроядом, яд быстро распространяется, пошло омертвение ткани, Аманда, сонное не надо, ей опасно в таком состоянии, я подержу.

Потом мелькает что-то рыжее, и я слышу песнь ужаса: «Гриз, это же опасно, а если у неё не выдержит сердце, а если ты уйдёшь за ней…»

— В сторону, Янист! — голос огревает с размаху так, что я подскакиваю. — Тут уже на минуты счёт, Нэйш, на досках нормально или поднять?