Так что можно разжиться кой-чем. На расторговке я пробежался по рядам с самого утреца, мельком наметил — за что следует взяться. Торг решил начать с таяст — их могли выхватить любители сумасшедших методов лечения. «Вставь иголки таясты в нужную точку — и всё как рукой снимет, ещё и нога оторванная прирастёт!»
— В порт, — нырнул под хилую тень козырька коляски, пристроил обе клетки на полу у ног. — К складским, я скажу, где остановиться.
Возница — насквозь бронзовый и насквозь пропотевший — цокнул языком и тронул с места. Спина его выражала горячее желание поболтать.
— Большой улов, э? На ярмарке, э?
— Ага. Славно порыбачил. Даст Морвила Глубинная — и ещё не раз закину удочки.
Только вот что делать с чёртовыми пуррами — непонятно. Четвертый город, в остальных и вовсе по нулям, а тут…
— Жарко сегодня будет? Э-э-э, уже жарко. Совсем плохо таким утром по улицам шастать. Правильный базар — не под солнцем, э-э? Солнце в небе — пошёл в тень, лёг, отдохнул, холодного вина выпил, э-э-э?
Я вздохнул, обличая мою подневольную жизнь. Самка горевестника в клетке откликнулась сочувственной трелью.
— Господин гонит, э-э-э? Тьфу, какая работа в такой день, совсем ничего не понимает, гидр бешеный! Строгий, э-э?
Десять дней назад начальство безжалостно выпнуло нежных работников в безумие весенних ярмарок, приговаривая: «Тысячи, тысячи дел… то есть, тьфу, покупок, конечно». И пояснило: весна — время ярмарок, а значит, закупок. Звери дуреют от солнышка и запахов и легко идут в ловушки. Потому вот вам распакованная кубышка (изрядно пополненная одним министром, которого не любят в Вейгорде). А вот вам цель: набрать всего побольше. И пурр.
— Пурр покупаем за любые деньги, — нанесло начальство удар во вселенскую жадность моей натуры. — Исчезающий вид, а спрос всё растёт: расхватывают мгновенно. В общем, займитесь в первую очередь.
Какой-то части меня крепко втемяшилось порадовать лютое начальство. Теперь эта доля моего организма печалилась внутри.
— Э-э-э, чего грустишь, весна! Я такое тебе скажу: домой придёшь — вина хорошего выпей… Есть хорошее вино, э-э-э? А то у моего троюродного брата в таверне такое вино — густое, кровь яприля! И сладкое как гарраанна!
Я испустил ещё более душераздирающий вздох.
— Начальство не велит.
— Э-э-э, совсем гарпия твой начальство, — не одобрил возница. — Тогда такое тебе скажу: домой придёшь — женщину свою обними… есть хорошая женщина, э-э-э?
— Э-э-э-э-э, — обставил я возницу по насыщенности звука. Поскольку предмет моих мечтаний одарил меня где-то дюжиной поцелуев и в данный момент был занят на приёмке купленных животных.
— У-у-у, — проникся возница. — Так у моего двоюродного дяди — такие красавицы, за пять сребниц… Не хочешь, э-э-э? Совсем устал. Тогда ещё скажу: домой придёшь — позови детей, пусть чай принесут, лепешки принесут. Сына посади, дочь посади, сказок им расскажи, что видел сегодня. А они пусть поют тебе. Сладости им купи — хочешь? У моего зятя такие сладости — из Даматы!
Поймал моё молчание. Пробормотал недоуменно: «И детей нет, э-э-э⁈» — для южан такое дело бывает в новинку. И тут же малость отвлёкся: нужно было сообщить какому-то бедолаге на медленной повозке, что он ишак, рождённый от ишака.
— Есть дочь, — шепотом ответил я. Только вот вряд ли она мне споёт: мы не виделись четырнадцать лет. И она где-то в Айлоре, и ей уже исполнилось семнадцать, и я за последний месяц уже мог бы узнать о ней хоть что-нибудь — какой у неё Дар, в какой школе училась, не обручена ли с кем. Хотя бы — не нужна ли ей помощь: деньгами, или по знакомству, или вир знает что.
Но я не узнал. Не спросил. Спрашивать нужно было у того, кого по пустякам не дергают, только вот не спросил я не поэтому.
Подуспокоившаяся тварь внутри слабо пискнула. Приподняла нос, ловя налетающие ароматы захудалого городка. Помои и гниющая рыба. Водоросли и соль.
Возле порта начиналось крысиное царство. Твари с голыми хвостами неспешно, вразвалочку переходили дорогу. Деловито копошились среди отвалов раковин. Некоторые организованными группками направлялись вдоль дорог к причалам — в честь ярмарки кораблей прибыло многовато, и у крыс намечался свой праздник.
— Э-э-э, мрази, хуже айлорцев даже, — сплюнул возница в крыс. — Совсем жить не дают! Котов жрут, собак жрут, людей тоже жрут, э-э-э! А такой город был!
До Братских войн Айлора и Вейгорда Менция процветала. Только вот после войн и Хартии Непримиримости порт стал хиреть, и теперь здесь трутся разве что рыбацкие судёнышки, да ещё контрабандисты заходят.
— Тут останови. И подожди-ка вон там, в тени. С полчасика.
— Э-э-э, смотри, опасно, да? Ты устал, в порту шваль всякая. Крысы ходят, да! Мой племянник видал — до колена, веришь?
— Я видал крупнее, — перекинул вознице на пару медниц больше, чем надо бы, и добавил с чарующей улыбкой. — Так что мы с ними уж как-нибудь договоримся.