Путь за семь городов (СИ)

Восхитительное золотисто-розовое утро заглянуло в маленькие окошки хижины, осветив потухший за ночь очаг и неподвижную старуху перед ним. В лучах солнца золотистым облаком играла пыль, и казалось, даже предметы немного колеблются, словно устраиваясь поудобнее для ловли утреннего тепла. Только старая женщина не шевелилась, ресницы отбрасывали на ее щеки густую тень, черты лица разгладились. Сейчас она выглядела намного моложе своих лет.

Девушка вышла из комнаты за занавесью и замерла, глядя на нее. Потом медленно осела на пол, словно не веря своим глазам. Равнодушный солнечный свет все так же взбивал искрами пыль, все четче обозначая то, чему никак не хотелось верить.

***

Тимони и Марафел с интересом наблюдали, как готовят к погребению тело умершей. На Летинайте смерть после долгой жизни вовсе не страшна, ведь момент ее выбирается тем, кто хочет уйти. Почти невозможно не завершить все дела, которые начал — ведь тогда не станешь избирать смерть. Да, там выбирают и сам день, и даже час, и точно известно, что будет после — сад Рейниар и мелодичный, не обязательно печальный перезвон колокольчиков… Тех, кто ушел, отдают огню или воде.

В этом мире умерших отдавали земле. Огонь использовался для казней, наказания, люди считали, что тогда душа не найдет пути в чертог богини. Марафел никак не мог понять, отчего же традиции здесь так жестоки, зачем вообще существует казнь.

Казнь.

Более страшного слова Марафел еще никогда не слышал. Тимони же только усмехался в ответ.

— Тебе и не понять этого, я сам понимаю с трудом, малыш, а мне было открыто то, что для тебя непостижимо, — говорил ему Тимони.

Девушка намеренно не замечала своих гостей. Она переодела и умыла умершую, обернула ее в небеленое полотно, отчего тело старухи стало похоже на большую нелепую куклу. Добавляло сходства простое деревянное ожерелье, которое теперь было надето поверх полотна.

Марафел хотел уже спросить, зачем это нужно, но Тимони поймал его за руку и прошипел:

— Ты действительно хочешь, чтобы все здешние жители поняли, что ты не знаешь основ их веры? Неужели ты уже забыл, что бывает с теми, кто не по нраву служителям их идола?

— Служителям идола? Что такое идол? — Марафел был удивлен непонятными словами Тимони еще сильней, чем обрядом.

— Идол — их богиня, — пояснил Тимони. — Удивляешься, где я услышал это слово? Не знаю точно, — вдруг глаза его потускнели, он опустил голову. — Трудно понять, слишком многое я узнал за единое мгновение, знания укладываются в систему, но так медленно! Я уже не могу отделить себя от них, кажется, они стали моей частью, но едва я задумаюсь, как понимаю, что они мне чужды.

— Ты забываешь наш мир, потому что здесь твоей душе легче найти покой, — вдруг сорвалось у Марафела. Тимони удивленно взглянул на него, потом грустно усмехнулся:

— Ах, малыш, иногда ты очень верно замечаешь.

Пока они говорили, девушка села посреди комнаты, солнечный луч засверкал в ее волосах. Она подняла голову к потолку и заговорила, голос звучал глухо, оттого что по щекам струились слезы:

— О Андреас Сильная, Милосердная и Прекрасная! В чертог твой поднимается душа матери моей, прими ее и утешь. Ты дала ей долгую жизнь, полную событий и знаний, теперь же позвала за грань. Пусть полотно легким облаком укроет от глаз наших ее черты, пусть дерево не позволит утонуть ей среди рек небесных. Андреас Всеведущая, протяни рабыне твоей милостивую руку, чтобы шла она за тобой по облакам снов и надежд.

Марафел внимательно слушал слова, не совсем понимая, зачем все это, если богиня действительно милостивая, всеведущая, прекрасная. Зато ему стало ясно зачем нужны деревянные бусы и полотно. Тимони же заблудился в своих мыслях, и в улыбке его не было ни капли добра.

***

Казалось, это утро будет тянуться бесконечно. Девушка позвала людей из деревни, и они понесли тело старухи туда, где обычно находили последнее пристанище все жители. Кое-кто из пришедших плакал, но беззвучно, словно стыдясь проявления чувств. Тимони и Марафела увлекли за собой.

— Вы — последние, кто видел ее живой. Думаю, раз она так разговорилась с вами вчера, ей бы хотелось, чтобы вы здесь присутствовали, — пояснила девушка, прежде чем отойти к другим.

И действительно Тимони не только видел, как старуха вздохнула последний раз, в тот момент он держал ее за руку, прислушиваясь к последним слабым словам:

— И тогда все здесь обретут счастье. А ты… Ты можешь помочь этому…

Старуха ничего не говорила о том, кто должен присутствовать на последнем для нее обряде. Это ее не волновало — умирающие всегда знают, что самое важное осталось в жизни, а не ждет их после смерти.

***

Солнце потихоньку начинало припекать, а тело уже опускали в глубокую яму, выкопанную задолго до того, как та действительно понадобилась. Все жители деревни подходили к осиротевшей и тихонько обнимали ее за плечи, сочувствуя. Марафел тоже подошел к ней, а обняв, сказал: