Путешествие

Это было собрание поучения и увещания, достойное, простое и дружелюбное, в чем виделось божественное благословение и покой. Ни одна покорная душа не могла сдержать слез. А особенно в конце собрания пыл его проповеди /220/ так подействовал на души, что на них снизошло умиление и полились слезы. Кающиеся спешили к нему, склоняясь к его руке и падая. И сколько же прядей было отрезано! Сколько кающихся спасено посредством его увещаний и вразумлений! Благодаря собранию этого благословенного шейха мятежные находили милосердие, а грешники — прощение, длительное покровительство и спасение — да вознаградит всевышний Аллах каждого, присутствовавшего на этом собрании! А скольких своих мятежных рабов он предохранил от своего гнева и своей мести через благословение его святых улемов, по своей милости и великодушию, ибо он благодетелен и щедр. Нет бога, кроме него! Нет другого обожаемого, кроме него!

Мы присутствовали на втором собрании, после полуденной молитвы в пятницу, 12-го упомянутого месяца [25 мая 1184 г.]. И в этот же день в его собрании присутствовал глава улемов Хорасана и шафиитских имамов. Он прибыл в медресе ан-Ни-дамийа при общем воодушевлении, привлекая к себе взоры, ибо люди любили его. Имам, о котором говорилось выше, обрадованный его присутствием и полный уважения к нему, начал свое увещание, взятое, как и на предшествующем собрании, из области религиозных наук. А глава улемов, а это был Садр ад-дин ал-Худжанди, о котором уже говорилось в этом сочинении, известный своими заслугами и достоинствами, был первым среди знатных и высоких.

Затем, наутро следующей субботы, мы присутствовали на собрании шейха, законоведа, имама, единственного Джамал ад-дина Абу-л-Фадаила ибн Али ал-Джаузи[285], происходившем перед его домом, на берегу реки, в аш-Шаркии (восточной части) на ее окраине, рядом с дворцом халифа, около ее последних ворот — ал-Басалийа (Луковичных). Собрание происходило там каждую субботу. Мы находились в присутствии человека, который совсем не был ни Амром, ни Зайдом [и к которому можно было приложить поговорку); «Вся дичь — в желудке лани»[286]. Он — чудо времени, отрада доверчивых глаз, глава ханбалитов, в высшей степени сведущий в науках, ямам общины, поборник этого толка, известный своим первенством в красноречии и своим искусством, мастер держать речь в стихах и прозе, погружающийся в море своих мыслей, чтобы найти там /221/ самые драгоценные перлы.

В поэзии он обладал характером ар-Ради, впечатлительностью Михиара[287], а что касается прозы, то стиль его был очарователен и сравним с Куссом и Сахбаном. Это было одним из изумительнейших и чудеснейших явлений, когда он поднимался на кафедру, а чтецы Корана начинали чтение, а их было более двадцати. Двое или трое из них выбирали стих из Корана и читали его по порядку, вызывая волнение и страсть. А когда они закончили, другая группа в том же числе стала читать второй стих, непрестанно сменяя друг друга в чтении стихов из различных сур (Корана), пока оно не было закончено. Они читали неясные стихи, число которых не смог бы определить и самый острый ум — или назвать их по порядку. Когда они закончили, этот удивительный имам начал живо и бодро произносить свою проповедь, наполняя раковины ушей перлами своих слов. Он расположил начала стихов, прочитанных им в проповеди, как позвонки, по порядку, в котором они были прочитаны, не поставив ни одного впереди или позади другого. Затем он закончил проповедь рифмой последнего ее стиха.

Если бы красноречивейший из присутствовавших в собрании взял на себя труд прочесть по порядку один за другим названия стихов, произнесенных чтецами, то он не смог бы это сделать. Как же смог этот [проповедник] расположить их в импровизации столь быстро и превратить их в превосходную проповедь? «Колдовство ли это, или вы не видите?»[288]. Но, рассказывая, не отклоняйся от моря[289], чтобы не было расхождения между описанием и истиной. Затем, закончив свою проповедь, он перешел к трогательным увещаниям и показал чудеса красноречия, вызвавшие страсть в сердцах и воспламенившие души, так что поднялся шум, в котором вопли перемежались с рыданиями. Некоторые кающиеся испускали крики и падали перед ним, подобно мотылькам, устремляющимся к лампе. Каждый своею рукой протягивал ему прядь; тот отрезал ее, затем проводил рукой по голове этого человека, призывая на него благословение.

/222/ Некоторые из них падали в обморок, и их уносили на руках. Мы видели, как при этом души наполнялись раскаянием, предвещая смятение в день Страшного суда. Если бы мы не скитались по морским просторам и не блуждали по голой пустыне, то не смогли бы присутствовать ни на одном из собраний этого человека, что было для нас выгодной сделкой, успешной и целительной. Хвала Аллаху, даровавшему нам встречу с человеком, который благодаря своим достоинствам мог тронуть камни и которому не может быть равного!