Путешествие. Дневник. Статьи

У меня когда-то были претолстые тетради, в которые я собирал разительные, встречавшиеся мне при чтении мысли. Если бы мне случилось перечесть эти тетради, я, вероятно бы, удивился, видя, сколько в них вздору: но тем не менее они мне очень были полезны. И ныне выписываю иногда кое-что из того, что читаю, однако же жатва довольно скудная, отчасти от того, что мало что еще ново для меня в области мыслей (хотя и очень многое ново в области знаний); отчасти же от того, что книги, которые теперь читаю, не могут щеголять богатством мыслей. Впрочем, завтра выпишу мысль не новую, но довольно удачно выраженную Камилем Жорданом,[426] и замечание г<оспо>жи Жанлис [427] в роде тех, которые даются одним женщинам.

30 июня

«Разум спасается от заблуждений своих дальнейшими успехами Разума» (К. Жордан в сочинении «Истинный смысл народного согласия на вечное консульство Н. Бонапарте» — см. «Вест<ник> Евр<опы>», кн. 6).

«Благопристойность имеет строгие законы и так нежна, что иногда походит на чувство; не мудрено: она выдумана для его замены». (Из повести «Женщина-автор», в которой много тонкого, острого справедливого).

Сегодня я прочел отрывок Русского Романа «Рыцарь нашего времени»; хотелось бы знать, кто автор? [428] Он подражает Стерну, [429] но не без таланта.

Ныне была здесь первая гроза — и это 30 июня!

1 июля

Не могу не выписать двух стихов из Гомера, которые чуть ли не лучшие изо всех звукоподражательных, какие случалось мне читать или слышать:

...ἠχῆ, ῶς ὅτε χῦμα πολυφλοἰαβοιο ϑαλάσσης
αἰφαλῷ μεγάλῳ βρέμεταἰ, σμαραγεῖ δέ τε πόντος.[430]

Анапестическое падение последнего стиха особенно хорошо.

В «Вестнике» прочел я случай — si non vero bene trovato[431] — любви глухонемого к слепой: этим можно бы эпизодически воспользоваться в каком-нибудь романе.

2 июля

Прочел я статейку Карамзина,[432] которой лет десять не читал, а именно «Исторические воспоминания на пути к Троице...». Здесь говорит и судит совсем не тот человек, что написал «Историю государства Российского», и не знаю, не справедливее ли мысли Карамзина в 1802, чем в 1820 и последующих? По крайней мере искреннее. Еще в 1818-м году я сам слышал от Карамзина, что так называемого ЛжеДимитрия (разумеется, первого) он считает истинным. О Борисе он в «Воспоминаниях» также совершенно иначе судит, нежели в «Истории».

С удовольствием я встретился в «Вестнике» с известною «Элегиею» покойного Андрея Тургенева (брата моих приятелей);[433] еще в Лицее я любил это стихотворение и тогда даже больше «Сельского кладбища», хотя и был в то время энтузиастом Жуковского. Окончание Тургенева «Элегии» бесподобно:

Там твой смущенный дух найдет себе покой
И позабудет все, чем он терзался прежде,
Где вера не нужна, где места нет надежде,
Где царство вечное одной любви святой.

3 июля

Получил от матушки письмо; кормилица моя умерла — давно ли? — этого матушка не пишет,

Я прочел «Апокалипсис».[434] Место, которому подражал Шатобриан (см. отметку 23 июня), 8 ст. 6 главы: «И видех: и се конь блед и сидящий на нем, имя ему Смерть», и пр. Блед не то же, что бледный, а чуть ли не значит соловый (fahl,[435] помнится, в Лютеровом переводе).

Искренно признаюсь, что редко читаю «Апокалипсис», потому что не понимаю. Но есть места, не уступающие в силе и возвышенности самым сильным и высоким в пророчествах Исайи и Иеремии. Напрпм.: «И видех единого ангела, стояща на солнце и возопи гласом велиим, глаголя птицам небесным, парящим посреде небес: «Приидите и соберитеся на вечерю великую божию, да снесте плоти царей, и плоти крепких, и плоти тысящников и плоти коней и сидящих на них, и плоти всех свободных и рабов, и малых и великих!»».[436]

4 июля

Я крепко простудился: лом в пояснице и в левой руке; не мог ничем заниматься, а целый день пролежал.

5 июля

Легче, но чувствую себя слабым, быть может, от вчерашнего лежания. Писал к матушке. В 7-й книжке «Вестника» стихи Тургенева, которые мне очень полюбились; не понимаю, как Жуковский, друг и товарищ покойника, и сам поэт с талантом, не поместил их в своем «Собрании». Вот они: [437]

Сыны отечества клянутся,
И небо слышит клятву их!
О как сердца в них сильно бьются!
Не кровь течет, а пламя в них:

(Бесподобный стих!)Тебя, Отечество святое,
Тебя любить, тебе служить:
Вот наше звание прямое!

(Слабо, но поэту едва ли было 17 лет, и писал же он в 1803 году, когда на московском Парнасе всего менее хлопотали о силе). Следуют прекрасные 4 стиха: