Путешествие к центру Москвы

– Ну наградил же бог тупыми сержантами! – подпрыгнул полковник, хлопнув себя ладонями по ляжкам. – Да если бы я ее знал, я бы сам и спел. Тебя бы не спросил.

Все, кроме Сергея с оператором, которые весь этот шабаш снимали на камеру, шибко задумались. Зрители, переполнившие трибуны, начали скандировать:

– Моссад, Моссад, Моссад...

– Товарищ полковник, – робко спросил Пантюхин, опасаясь зрительского бунта, бессмысленного и беспощадного, – может, товарищ Федорыч знают? Уж очень они на еврея смахивают...

Полковник даже засмеялся:

– Евреи, сержант, столько не пьют...

– Я выродок, – сказал я и приспустил трусы.

Зал охнул. Родители закрыли детям глаза. Хотя что уж там они могли увидеть издалека? Полковника увиденное порадовало:

– Давай, Федорыч, не выдай.

И я не выдал. Я зачерпнул из генетической памяти моих родителей и рванул:

Štejt a bocher, štejt un tracht,
Tracht un tracht a ganze nacht.

Нырнул в молодость sisters Berry:

Wemen zu nemen un nit faršemen?
Wemen zu nemen un nit faršemen?

И присоединился к мощи Кобзона и хора Турецкого:

Tumbala, tumbala, tum,
Tumbala, tumbala, tumbalala...
Tum, balalajka, špil, balalajka,
Tum, balalajka, frejlech zol sajn!

И весь зал в едином порыве встал вместе с детьми, москвичами, гостями столицы и заорал:

Тумбала, тумбала, тум-балалайка,
Тумбала, тумбала, тумбалала...
Пой, балалайка, играй, балалайка,
Пой, балалайка, и будь весела.

Чтоб они так Гимн России знали! Спецназовцы ритмично уходили под воду и оттуда шмаляли трассирующими очередями. Поддавшись всеобщей вакханалии, в бассейн вернулись дельфины. Сержант Пантюхин кидал им мячи, пританцовывая, Серега с оператором еле успевали менять кассеты в камере, а ветеран русской, немецкой, советской, российской и, как выяснилось, израильской спецслужб курил сигарету «Давидоff» и выпускал клубы дыма, которые свивались под потолком в двуглавого орла, пятиконечную звезду, свастику и, наконец, шестиконечную звезду Давида. Я нырнул в бассейн и всплыл в центре двух кругов: внешнего из спецназовцев и внутреннего из дельфинов. Перевернулся на спину, крикнул «Ап!» и ушел спиной под воду, а Пантюхин бросил на освободившееся место большой мяч. Некоторое время мяч лежал неподвижно, а потом приподнялся над поверхностью воды и завертелся. Все быстрее и быстрее...

– Чем это вы так, дядя Миша? – спросила одна из девочек. Та, которая черненькая.

– Да, дядя Миша, расскажите, – поддержала ее беленькая.

Я посмотрел им в глаза и... не увидел никакого подвоха. Они были удивительно доверчивы и чисты. Мать твою!.. Такие глаза в Измайлове... В районе Соколиная Гора... Невдалеке от порушенного Черкизовского рынка... Наверное, еще не все здесь умерло... А если в область выехать? А если всю Россию прошерстить? Может быть, наберется десятокдругой таких же пар девичьих глаз? А если к ним отловить по сибирским лесам еще десятка два маугли... Которые даже не знают, что поллюция называется поллюцией, и на тысячи километров нет ни одного человека, который бы научил их онанизму.

Построить в этих же лесах деревушку, дать им в наставники Сергея Никитича. И Книги, которые читали Пушкин, Тургенев, Достоевский, Тютчев, Блок, Цветаева и Пастернак... И Музыку, которую они слушали... А когда придет назначенное природой время, соединить их таинством брака. Чтобы впервые вспыхнул для них свет, чтобы Дух Господень сошел на них в этот момент. И не оставлял их до конца жизни. Чтобы поняли они замысел Божий и прониклись им. Чтобы с них начался другой, невыморочный русский народ.... Чтобы началась другая Россия... Какая? А это им решать.

Может такое быть?.. Может! Если как следует нажраться с утра «На бруньках». Только так и можно жить.

Глава пятнадцатая