Путешествие к вратам мудрости

– За что? Ты ничего не сделал.

Я снова взялся за прибор с двумя зубьями, прикидывая, могу ли я вернуться к вопросу о том, в чем заключалась особенность того дня, когда мы познакомились, как вдруг Серафина вскочила со стула, пересекла зал и, стискивая в руке нож, что хозяин выдал нам для резки мяса, прижала его к горлу мужчины, пытавшегося ее купить. Все вокруг умолкли, таращась на нее в изумлении. Женщина нападает на мужчину! Ничего подобного никто из нас никогда не видывал. Но не ему было с ней тягаться, и он даже не пытался вырваться, хватка у этой женщины была железная. Наклонившись, она прошептала что-то ему на ухо, затем выпрямилась, отняла нож от его шеи и вернулась за наш стол. В зале по-прежнему было тихо, люди поглядывали то на Серафину, то на ее противника. Несчастный, осмелившийся оскорбить ее, встал – униженный, перепуганный – и торопливо вышел из зала под хохот своих приятелей.

Серафина посмотрела на свой нож, тщательно проверила лезвие и вернула нож хозяину подворья.

– Мне понадобится такой же, но чистый, – сказала она.

На следующее утро, когда мы, оседлав лошадей, продолжили наш путь, у меня было такое чувство, будто мы оба намеренно замалчиваем то, что произошло накануне. Не то чтобы женская вспыльчивость была мне в новинку – моя родная сестра смирением не отличалась, – но до вчерашних событий Серафина производила на меня впечатление женщины, чье великодушие властвует над яростью.

– Ты была замужем? – спросил я, когда затянувшееся молчание начало перерастать в неловкость.

– Что, так заметно?

– Накопить в душе столько безжалостности могла бы только женщина, с которой годами обращались дурно и подло. Обычно этим грешит муж или любовник, кто был в твоем случае, гадать не стану.

– Муж, – ответила она.

– Он жив?

– Жив. Но скоро умрет.

– Мы все скоро умрем.

– Да, но когда настанет черед моего мужа, я сама этим займусь. Напоследок он увидит только мое лицо и услышит только те слова, что слетят с моих губ.

– Расскажешь о нем? – попросил я, недоумевая, что за чудовище сумело взлелеять в женщине столь воинственную решительность. – Кто он? Где живет?

Слегка пришпорив свою лошадь, некоторое время Серафина ехала впереди, и я пришел к выводу, что она более не желает вспоминать о муже, но постепенно она замедлила ход, и мы опять поравнялись друг с другом. Рассказывая, она следила за своими интонациями, словно запретила себе впадать в ярость.

– Зовут его Викторино, – сказала она, – да будет проклято его имя во веки веков. И этот выкормыш дьявола по-прежнему живет в моем родном селении.

– С другой женщиной? Изменил тебе и выгнал из дома?

– Он изменил закону природы. И меня страшно беспокоит то, что наша дочка Беатриз остается под его крышей.

– У тебя есть дочь? Вот уж не ожидал. Обычно мать семейства не расстается с мужем, когда у них есть ребенок, так ведь? Что же привело к столь редкостному отчуждению между вами?

Она развернулась ко мне лицом, и я помотал головой покаянно.

– Прости, – сказал я. – Не мне задавать подобные вопросы. Когда тебе захочется, чтобы я заткнулся, ты только скажи.

Она не ответила, но натянула поводья, и ее лошадь встала. Мы прибыли к храму Эворы, возведенному в честь римского императора Августа[104] и ныне лежавшему в руинах перед нами. Серафина вошла внутрь, я последовал ее примеру, но когда я потянулся, чтобы потрогать ладонью резьбу на камне, что-то заставило меня отдернуть руку, будто прикосновение к орнаменту осквернило бы храм. Усевшись рядом с моей спутницей, я разволновался, увидев слезы, что текли по ее щекам, как и при первой нашей встрече, однако она быстро утерла глаза и сделала глубокий вдох, словно не желая поддаваться любой разновидности слабости.

– Тебе необязательно об этом говорить, разумеется, – попробовал успокоить ее я.

– До сегодняшнего дня я и не говорила, – ответила Серафина. – Тебе можно доверять?

– Надеюсь, – кивнул я.

Она молчала в задумчивости, затем посмотрела мне прямо в глаза.

– Скажи, – потребовала Серафина, – эти твои поиски двоюродного брата… Ты точно решил убить его, правда?

– Да.

– И ты думаешь, потом тебе станет легче? Когда он ляжет в холодную могилу, твои жена и сын будут по-прежнему недосягаемы. Ты на самом деле веришь, что его смерть угомонит демонов, что терзают тебя?

Задрав голову, я изучал архитравы[105] храма, не пострадавшие от вредоносных влияний времени, резные изображения богов были работой искуснейших умельцев.

– На моих руках уже много крови, и я этого стыжусь, – негромко ответил я. – То, что я сделал в прошлом, тяжким грузом лежит на моей совести, и боюсь, однажды меня проклянут за мои деяния. Я всегда считал себя приличным человеком, Серафина. Если начистоту, я вижу себя человеком искусства и миролюбия. И тем не менее сколько людей я погубил за годы, прожитые на этой ровной плоскости, которую мы называем Землей. Непростительная трата жизни. Но все же я намерен убить моего кузена, после чего надеюсь вернуться к существованию в мире и покое, если такое вообще возможно. И да, я почувствую себя лучше, отомстив, в этом я уверен.