Путешествие к вратам мудрости

Я назвал свое имя, тыча пальцем в грудь, и она попробовала повторить его, но эти сочетания звуков не ложились на ее язык, и она не сумела произнести их сколько-нибудь правильно. А потом удивила меня, взяв мою ладонь и прижав ее к своему сердцу. В компании моряков я наслушался историй о том, сколь дружелюбны женщины в этих краях, но и вообразить не мог, что сам окажусь в подобной ситуации. Когда я притронулся к ней, она посмотрела мне в глаза и прижалась губами к моим губам.

Вскоре мы поднялись и зашагали на прогалину, окруженную зарослями тростника, и первое, что меня заинтриговало, когда мы легли на землю, – множество татуировок, украшавших ее тело. Пусть ее наколки не могли соперничать с изысканными орнаментами, покрывавшими тела здешних мужчин, в ее кожу также вкололи огромное количество чернил. Каждая татуировка очаровывала меня, и я не мог удержаться, чтобы не провести подушечками пальцев по этим картинкам. Они отображали помыслы и образы, которые могли понять до конца только люди ее племени, и тем не менее эти изображения меня взволновали. Она тоже провела пальцами по моему телу, но так, словно у нее в голове не укладывалось, почему кожа взрослого мужчины осталась пустым холстом; я заподозрил, что ничем не помеченный кожный покров она прежде видела лишь на младенцах и маленьких детях. Через какие изощренные церемонии и инициации должны пройти эти люди, спрашивал я себя, дабы обозначить переход из детства во взрослую жизнь?

Ее украшения тоже восхитили меня. Кольца свисали с ее проколотых ушей, еще одно кольцо было в носу, а другое, к моему полнейшему изумлению, в самой интимной части ее тела. Я никогда не видел, да и представить себе не мог ничего подобного, но это меня возбуждало.

Потом мы вместе гуляли по взморью, и я нарисовал портрет на песке.

– Ты видела этого человека? – спросил я, указывая на рисунок, и, казалось, вопрос привел ее в замешательство. – Этот человек, – продолжил объяснять я, хотя смысла в этом не видел, – я знаю его. Когда-то мы с ним дружили. Думаю, он побывал в ваших краях. Ты видела его здесь?

Она смотрела на песок, слегка наклонив голову к плечу, сосредоточиваясь на рисунке, но вскоре опять взглянула на меня и кивнула.

– Где он? – спросил я.

Она не ответила, но рядом с моей картиной начертила на песке свою, изобразив женщину. Рисунок был приблизительным, но я догадался, кого она, по всей вероятности, нарисовала.

– Моя жена, – сказал я. – Думаю, он ее забрал. Куда они отправились?

Она обернулась и махнула рукой вдаль, указывая на пространство за горами.

– Туда? – спросил я. – Как давно? Когда они были здесь?

Но она притянула меня к себе, и я понял, что мои вопросы были чересчур трудными и ответов более не последует. И мне ничего не оставалось, как вернуться к дюнам и снова потеряться в ее разукрашенном теле.

Несколькими днями позже люди маори пригласили нас на праздничное пиршество, и вся команда с капитаном Тасманом во главе сидела, завороженная и слегка взвинченная, пока два десятка мужчин и женщин исполняли ритуальный танец в нашу честь. Они произносили нараспев слова, которых мы не понимали, странно выгибали либо скручивали свои тела, высовывая языки и тараща глаза так, что чудилось, они вот-вот вывалятся из орбит, и при этом ритмично топали ногами по земле и били себя в грудь. Когда один из нас, опьянев от тамошних напитков, встал, чтобы присоединиться к их веселью, главный танцор грубо отпихнул его, усадив обратно на место; выходку парня он, видимо, счел великим оскорблением для их церемонии.

Потом мы ужинали – на вертеле был зажарен огромный кабан – и всячески старались поддерживать беседу с нашими хозяевами с помощью простейших жестов. Я исподволь разглядывал вождя Калаваи-А. Что-то в выражении его лица подсказывало мне: было бы большой ошибкой рассердить его.

Слева от вождя сидела его дочь, юная хорошенькая девушка, и я заметил, как Ван дер Берг, один из самых молодых членов нашей команды, глаз от нее не отрывал весь вечер напролет. Ван дер Берга на борту не очень любили, он вел себя так, будто мы ему в подметки не годимся. Его отец был одним из богатейших торговцев специями в Амстердаме, и парень привык жить в роскоши. Однако после какого-то опрометчивого поступка семья решила, что юнцу пойдет на пользу познакомиться с миром, и его отправили в долгую заморскую экспедицию. Ван дер Бергу претило находиться среди простых моряков, он постоянно жаловался на жару в тесном кубрике, на вонь, исходившую от наших тел, на недостаточную образованность моряков, хотя в этом он был нам ровня, и выискивал любую возможность, чтобы показать, насколько он превосходит нас.