– Кого это волнует? Пусть остается здесь. Если я и испытываю к нему какое-либо чувство, то разве что брезгливость. Он должен был давным-давно умереть, все так думали, припоминаешь? Знай я, что он протянет столько лет, ни за что бы не вышла за него.
– А твои дети? Их ты тоже готова покинуть?
– Они чудовища, все до единого, – отмахнулась она. – Только и делают, что изводят меня весь день напролет. Беда в том, что они всегда рядом. Наедине с собой я не остаюсь ни на миг. Нет уж, пусть дети живут с папой Ксартом, он вроде бы привязался к ним. Да они и сами могут присмотреть за собой, старший – за следующей по возрасту, а та за следующим. В общем, в таком порядке.
– Меньшие только-только на ножки встали!
– Ну что ж, – чуть поразмыслив, сказала сестра, – им придется самим о себе позаботиться. Это их закалит. И возможно, настанет день, когда они скажут мне спасибо.
Я покачал головой. Ее неисчерпаемая жестокость не раз поражала меня.
– Нет, – сказал я. – Категорически нет. Так не бывает.
– Отчего же? – Встав на колени, Абра взяла меня за руки. – Разве в былые времена мы не заботились друг о друге? Ты однажды уберег меня, брат, не забыл? Дважды на самом деле.
Закрыв глаза, я отодвинулся от нее.
– Нужно, чтобы ты опять меня спас, – продолжила она более спокойным тоном. – Еще один раз, и впредь я никогда тебя ни о чем не попрошу до скончания наших дней. Просто увези меня в Александрию. Там я оставлю тебя в покое, обещаю. Я по-прежнему привлекательная женщина, все так говорят. Возможно, найду другого мужа, и…
– Нет, – сопротивляясь, я воздел ладонь к небесам.
– Но почему нет?
– Потому что не по мне разлучать мужа с женой. Не говоря уж о том, чтобы оставить детей без матери.
– Ладно, а если бы с Ксартом произошел несчастный случай? – оживилась Абра. – Тогда бы ты взял меня с собой? А если бы я прихватила с собой парочку детишек, это успокоило бы твою совесть? Кто из них тебе больше нравится? Выбери двоих. Любых двоих, кроме младенца. Он постоянно хнычет.
– Прекрати! – выкрикнул я, вскочив на ноги. – Какие бы мерзкие способы ты ни придумала, забудь о них, я в этом не участвую. Кхепри, Эсхак и я через неделю уедем, только мы втроем, а ты останешься здесь, смирись с этим. Все, разговор окончен.
Выражение ее лица снова изменилось, трогательная мольба уступила место презрению.
– Эсхак! – Она закатила глаза, а потом глянула на меня как на дурака набитого. – Ты даже не знаешь, твой ли это мальчик! Мне много чего порассказали, брат. Знаю, ты предпочитаешь вести себя так, будто среди всех прочих женщин Кхепри святая, но у нее есть прошлое. И скандальное прошлое в придачу.
– О чем ты говоришь? – разозлился я. – Где ты такого наслушалась?
– У-у, сплетня распространяется с быстротой заразы, тебе ли не знать. Слыхала я, некогда твоя ангельская женушка была весьма по вкусу мужчинам в Вади Рам[64]
. Всем этим одиноким путешественникам, жаждущим податливого женского тела, чтобы было куда излить свою страстность. И Кхепри потрудилась на славу, так ведь? Я не виню тебя за то, что ты привез ее с собой, возвратясь в Исмаилию. Еще бы, ведь наверняка она освоила трюки, честным женщинам неведомые.Руки мои сжались в кулаки. Лишь усилием воли я сдержался и не ударил ее.
– Может, она и сейчас продолжает в том же духе, – задумчиво обронила сестра. – Тебе не приходило в голову, что ей нравится разнообразие, брат? В конце концов, Эсхак на тебя не очень похож, и…
– Из всех женщин в этом городе не тебе обзывать мою жену шлюхой. – Я торопливо шагнул к двери из опасения утратить самообладание. – Когда каждая бродячая собака знает, сколько парней ты соблазнила.
– Кто-то ведь должен знакомить их с плотскими радостями, – ответила она, не выказав даже видимости раскаяния. – А их энтузиазм всегда возбуждает. И, в отличие от Кхепри, я не беру с них ни гроша за доставленное удовольствие. То, что я даю, я даю бесплатно.
Я не находил слов, дабы выразить, насколько она мне противна, но как бы ни был я зол на Абру, некоторую тревогу я все же испытывал. Сестра привыкла одерживать верх и никогда бы не признала своего поражения. И я понимал, что покуда мы с женой и сыном не увидим на горизонте дворцов Александрии, я не смогу ощущать себя в безопасности.
Неделей позже, в мой последний день в Исмаилии, я отправился в мастерскую, чтобы забрать остальные кисти и краски и попрощаться с людьми, с которыми я подружился за годы работы на верфи. Многие из них работали еще вместе с моим отцом, я вырос у них на глазах, и для меня они были кем-то вроде заботливых дядюшек.