Путешествие к живым

Несмотря на нехватку врачей, недостаток средств, трудности сообщения, вспышки болезни могут быть значительно ослаблены. Если даже здесь и разразится эпидемия, на этот раз никто не умрет от чумы, или почти никто. Но угроза остается, люди по-прежнему будут считать дохлых крыс.

Мы входим в один из домов. Женщина с черной накидкой на голове скрывается в соседней комнате. Нас принимает мужчина, на первый взгляд довольно пожилой. Это староста деревни. Я спрашиваю, сколько ему лет. Оказывается — всего сорок три года. Боится ли он чумы? При этом вопросе мужчина отводит взгляд в сторону, изображает на лице подобие улыбки и неопределенно разводит руками:

— Когда-нибудь надо и умереть.

В этих местах привыкли к мысли о неизбежности смерти. Около двух лет назад в деревне умерли от чумы семь человек, в том числе и ребенок старосты. Сколько у него детей?

— Было десять. Теперь остался только один. Мальчик. Ему семь лет.

Жизнь, омраченная печалью… Если бы мы расспросили остальных жителей деревни, узнали бы то же самое, другими были бы только цифры. Слишком много рождений, слишком много смертей… Бессмысленная игра человеческими жизнями, которая со временем притупляет ту боль, что гложет сердца оставшихся в живых. Индия должна вернуть полноту измельчавшей реке человеческих жизней, воды которой понапрасну уходят в землю.

Но сейчас мы говорим о чуме. Стоит оздоровить деревни, улучшить условия жизни — и чума исчезнет. Политика введения общинного землепользования предусматривает, в частности, обработку невозделываемых земель вокруг деревень. Гатера, источник инфекции, живет в высоких сорняках. Достаточно сжечь сорняки, а затем обработать почву, чтобы уничтожить грызуна. Одновременно увеличилась бы посевная площадь.

Hope road

13 декабря. В Лакхнау мы встречаемся с теми, кто проводит политику общинного землепользования. Это увлеченные своей работой молодые люди, весьма европеизировавшиеся, что заметно по их манере одеваться, говорить и держать себя. Они объясняют нам, что некоторые деревни еще не охвачены движением за общинное ведение сельского хозяйства; жители этих деревень не понимают значения новой аграрной политики и не проявляют в этом отношении никакого энтузиазма. Ответственные за группы деревень подчас слишком перегружены, чтобы уделять достаточное внимание отстающим общинам. Поэтому главный штаб центра время от времени организует агитпоходы. Нас приглашают принять участие в одном из них.

Мы выезжаем из Лакхнау ночью. Над городом возвышаются минареты мечетей. Внизу течет река. Здесь она довольно широкая. На берегах стоят землечерпалки. Это Ганг, но пока еще не Ганг священных городов, которые ступенями спускаются к воде и озаряют ее отблесками погребальных костров. Волны реки не несут еще пепла и цветочных гирлянд. Здесь Ганг — божество, оглушенное ржавым скрипом землечерпалок.

Тут владычествует другой бог: большая часть города — мусульманская. Иногда я склоняюсь к мысли, что разговоры о религиозности Индии сильно преувеличены. Мне думается, что кое-кому, вероятно, было удобно приписывать отсталость, в которой держали народ Индии, его фанатизму; по-видимому, для некоторых представляло большой интерес сохранять в одной части света экзотическую страну, открывавшую обширные возможности для разного рода авантюр.

Жизненные преобразования и подъем духа, свидетелем которых я являюсь, позволяют уже теперь не принимать в расчет религиозную Индию. Покидая Лакхнау, я не могу не видеть огней, освещающих город. За нашими машинами следует грузовик. В нею погрузили кинопередвижку, небольшой движок и фильмы. При свете луны мы останавливаемся на обочине разбитой дороги напротив тихой белой деревушки. Небо очистилось от туч. В домах светятся слабые огоньки. Некоторые жители стоят у порога своих жилищ.

Это Индия на пороге сна, в тот момент, когда человек бросает взгляд на плывущие по черному небу облака и равнодушно одобряет и дождь, и ветер, и грозу. Мы вносим в эту жизнь беспокойство. На большой улице деревни устанавливают кинопередвижку. Приглашают старосту. Затем собираются жители. Они усаживаются рядком на корточках перед экраном.

Изображение на экране дрожит, я не могу понять ни одного кадра. В фильме показывается жизнь довольно зажиточной индийской семьи, в которой появился ребенок. Сцены плохо согласуются между собой — должно быть, в фильме сделаны купюры. Я хотел было задать вопрос своим спутникам, но обнаруживаю, что они оставили меня одного в толпе жителей деревни. Я догадываюсь, что назначение этого примитивного, бессвязного фильма только в том, чтобы привлечь зрителей. Теперь на экране Неру. Похоже, что мы все же подошли к своей теме.