В соседней комнате раздают детям такое молоко. Сидя рядком на полу, детишки пьют из жестяных мисок. У моих ног один из них с черными, еще не отросшими волосами, наполовину погрузил лицо в миску, которую держит обеими руками. Капли молока с чарующей размеренностью сбегают с подбородка ребенка и падают на голую ножку. Трогательная картина, озаренная самым чистым светом международной солидарности, избавляющая нас от стыда, испытываемого при виде голода. Но я знаю, насколько случайна эта трогательная картина, и с сожалением отношусь к странам, которые успокаивают свою совесть тем, что посылают молочные подачки.
Несистематическое и не удовлетворяющее нужд снабжение порошковым молоком детей слаборазвитых стран — вот плод моральных принципов, которым нельзя дать иного названия, как лицемерие. Это самая неразумная форма помощи из всех существующих. Даже если бы такое снабжение было организовано безупречно, в слаборазвитых странах каждому ребенку в лучшем случае доставался бы стакан молока в неделю. А как быть в тех многочисленных деревнях, где нет никого, кто мог бы научить матерей дозировать, разводить сухое молоко, кипятить воду, в которую его надо высыпать? По неведению матери готовят чуть ли не кашу. Гастроэнтерит грозит в несколько дней убить и без того ослабленного новорожденного. Не разумнее ли было бы вместо порошкового молока давать правительствам слаборазвитых стран деньги на разведение скота и создание молочных ферм? Я знаю ответ на этот вопрос: в некоторых капиталистических странах имеются излишки молока. Фермеры составляют политическую силу, правительству нежелательно восстанавливать их против себя. Скупая излишки молока у фермеров, можно поддерживать равновесие в экономике, сохранять мир внутри страны и в то же время разыгрывать роль сердобольной нации.
Проблема молока заслуживает серьезного изучения. Вследствие недоедания и болезней материнское молоко сплошь да рядом теряет свои целебные свойства, а то и вовсе пропадает. В результате возникает сложнейшая проблема питания новорожденных. При отсутствии животного молока жизнь ребенка подвергается угрозе. Организация производства молока требует многолетних трудов. Вот почему некоторые научно-исследовательские учреждения в настоящее время изучают возможность замены молока синтетическими препаратами, содержащими те же элементы (например, таким, как рыбный порошок).
Черноволосый малыш продолжает пить молоко. На его подбородке наливается и падает, вновь наливается и снова падает белая капля. Мы, взрослые, смеемся. И вместе с нами смеются дети, допившие свое молоко.
Выходим из диспансера. Дети, толкаясь, провожают гостей. У дверей нас ожидает делегация ответственных лиц. Все они — подметальщики улиц. Целый квартал заселен этой категорией слуг, не последней на многоступенчатой иерархической лестнице обслуживающего персонала Индии, на верху которой разместились полные достоинства слуги в белых тюрбанах.
Вот еще одна деталь, помогающая понять этот народ, сложную структуру индийского общества. Уметь подметать, убирать в доме — настоящая специальность, профессия, несомненно, богатая традициями, особыми приемами, которые можно довести до совершенства. Феодальное и колониальное прошлое приучило большую часть этого народа к тому, чтобы усматривать идеал своего общественного положения в роли слуги. Обслуживание возведено в ранг искусства.
Несмотря на достижение Индией независимости и установление в стране демократии, традиционная структура общества пока еще сохранилась. Слуг по-прежнему много, и они по-прежнему горды своим положением. Только теперь они знают, что являются свободными людьми. Скажем так: они подметают улицы без тревоги в душе.
Подметальщики Раджкота пришли выразить нам свое удовлетворение. Всем ли они довольны? Конечно, нет. Жизнь еще тяжела. Они довольны, что их дети уже не умирают или умирают не так часто. Поэтому они смеются, словно сыграли шутку с несчастьем. Несчастье знает немало других лазеек, но в конце концов оно проиграло очко.
Некоторые из этих людей напоминают французских гребцов-спортсменов: у них такие же черные усы, такая же белозубая улыбка. И скоро здесь станут досыта есть. Мы с теплотой говорим о Неру, о кампании за внедрение общинного землепользования.
Подметальщики Раджкота продолжают улыбаться, болтать, но вдруг толпа вокруг нас медленно расступается.
Почему эта женщина едет прямо на нас? Ведь площадь вокруг диспансера широка. В надежде получить молоко? Увы, запоздалая надежда. Впрочем, для этой женщины уже не осталось никаких надежд. Она толкает высокий черный велосипед, поддерживая его за руль и седло, большой мужской велосипед, на котором сидят верхом двое детей — мальчик и девочка. На вид им можно дать лет по девяти-десяти. Они держатся очень прямо, силясь сохранить равновесие; у них задумчивые лица слепых, бодрствующих во сне.
— Дети не видят, — тихо объясняет мне индийская девушка-санитарка. — Знаете, недоедание, авитаминоз… Теперь уж ничего не поделаешь.