Путешествие ко святым местам в 1830 году

Тогда, исторгшись из веселого сонма островов, направляющих путника по водам своим, погрузились мы в пустынное величие Средиземного моря, уже не прерываемое до другой части света, и два дня скитались по его пучине. К вечеру открылись низменные края Ливии и душный ветер повеял нам от огненных ее пустынь. Совершенно другая атмосфера, напоминая мне, что я уже приближаюсь к земле тропика и экватора, заставила вздохнуть о далеком севере. С рассветом уныло потянулся пред нами берег Египта с меловыми его курганами; башня арабская на мысе Марабу и столб Помпея указали пристань Александрии, недоступную по своим подводным камням без опытных кормчих; ладья арабская выехала навстречу нашему судну и провела меж утесов. Я ступил на землю Египта.

Александрия

Рожденному в государстве, которого большая половина простирается в смежной Азии, странно было ступить на чуждую землю Африки, не коснувшись прежде ближайшей ему части света; еще страннее, переплыв обширное море, видеть себя без постепенного изменения предметов перенесенным, как бы силою волшебства, в край совершенно отличный от всех тех, к которым привыкли мысли и взоры, где все ново путнику, природа и люди, животные и растения, и где разность нравов и образа жизни беспрестанно изумляет своей необыкновенностью.

Первое, что поражает в Александрии, есть белый и однообразный с почвою земли цвет ее строений, тесно сдвинутых, с террасами вместо крыш, которых по привычке тщетно ищешь; но еще неприятнейшее производят впечатление бледные, изможденные лица ее жителей, скитающихся, как тени, в белых или синих рубищах по грязным и тесным базарам, заставленным тощими верблюдами и ослами. Все носит отпечаток крайней нищеты и угнетения, и сей первый взгляд на Египет не сдружит с ним путешественника, если он ценит начальное впечатление.

Нынешняя Александрия ничем не напоминает древней своей славы. Хотя есть несколько хороших зданий, между коими отличаются на главной площади домы консулов, арсенал и дворец паши на большой пристани: но нет никакого великолепия в зодчестве, даже мало заметны самые мечети, которые столь великолепны в Константинополе и Каире. Ветхий замок занимает место знаменитого маяка на острове Фаросе, ныне соединенном с землей и образующем оконечности двух пристаней, Новой и Старой. Первая неправильно так называется, ибо она служила в древности главной пристанью для малых судов того времени; очищенная в те дни от песков, она была ограждена в своем устье башней Фароса и рядом утесов мыса Акролохия от северо-восточных ветров, от которых впоследствии так долго разбивались корабли франков; ибо до времен Мегемета Али грубая вражда мусульман не впускала их в другую великолепную гавань Александрии, несправедливо называемую Старой. В древности ее звали пристанью Евноста, и только в последние столетия сделалась она главной в Александрии.

Новый город, в коем считают не более 20000 жителей, занимает тесный перешеек между двух пристаней, не застроенный в древности, и под именем Семистадия мало-помалу соединивший старый город с островом Фаросом. Слои песка, беспрестанно наносимые с двух сторон морем, и частые разорения, которым подвергалась столица, побудили жителей переселиться на сей перешеек и уже при владычестве турков совершенно оставить древнюю Александрию, с которой ныне граничит новая южной своей стеной.

О пространстве древней Александрии свидетельствует только одна каменная ограда, идущая от середины главной пристани поперек перешейка почти до конца новой и образующая на сем основании обширный, неправильный полукруг. Но сия ограда, отчасти выстроенная арабскими завоевателями, не объемлет всего пространства прежней столицы, которая во времена своей славы простиралась к югу до озера Мареотиса, а к западу и востоку заключала в себе многие части, находящиеся ныне вне стен и только обломками напоминающие о прежнем величии. Таковы в чистом поле столб Помпея и груда камней на взморье новой пристани, бывшая прежде замком кесарей. Многие из башен сей ветхой ограды, которых считалось некогда до ста, были еще воздвигнуты римлянами или византийцами и круглым массивным зданием отличаются от арабских. Почти на прежних местах сохранились пятеро ворот: двое из них обращены к новому городу, прочие стоят на пути к Розетте, к столбу и катакомбам; внутри же ограды все пусто.