Путешествие ко святым местам в 1830 году

Беспрестанные войны, которым был подвержен Египет в нынешнее столетие, и частые осады, выдержанные Александрией, совершенно истребили в ней дотоле видимые остатки древностей. Мегемет Али, по собственному опыту чувствуя всю цену ее положения, обратил особенное внимание на ее укрепление с моря и земли, возобновив стены и глубокие рвы, воздвигнув батареи на высотах близ глубокой пристани, и тем довершил начатое французами и англичанами разорение древностей. Таким образом все сие пространство внутри ограды представляет только одну взрытую поверхность без следа развалин. Несколько малых усадеб арабских и консульских рассеяны по краям ее. Монастыри латинский и греческий во имя св. Саввы, внутри коего показывают место убиения св. великомученицы Екатерины, стоят посредине вместе с большой мечетью, бывшей некогда храмом Св. Афанасия; а древняя мечеть, славная под именем 1000 столбов, которая недавно еще существовала близ ворот катакомбы, ныне разрушена.

Вообще Александрия мало сохранила предметов для искателей древности по свойству известкового камня, который способствовал быстрому ее разрушению. Занимательны катакомбы на берегу моря подле так называемых бань Клеопатры: множество зал, правильно расположенных в утесе, с изваяниями на стенах, образуют подземный лабиринт сей, полузаваленный песками. Для жертвы ли богам подземным был он иссечен или для погребения царей, служил ли гробницей Клеопатры, где умер в ее объятиях Марк Антоний – неизвестно. Я не мог в него проникнуть, не имея с собой довольно спутников, что необходимо, ибо опасно вверять арабам, живущим в его преддверии, клубок нити, которую берет с собой любопытный во глубину подземелья, чтобы найти трудный выход.

Между остатками древнего Египта, которые видел я в Александрии, меня поразил колоссальностью гранитный сфинкс, покрытый иероглифами и привезенный из Фив, где вместе с другим ему подобным лежал еще недавно близ Мемномиума. Оба сии памятника уже украшают северную столицу нашу{58}.

Нельзя ничего себе представить грустнее остатков древней Александрии и окрестностей новой. Мертвая природа, изредка только оживляемая одинокими пальмами, утомляет взоры своей однообразностью; синее беспредельное море уныло набегает на низменные берега сей пустыни, покрытой грудами белого щебня, где промеж ветхих оснований раскинуты убогие хижины арабов. Сии груды – древняя Александрия! Время, слегка только прикоснувшееся до других столиц, совершенно стерло ее с лица земли и как белым саваном покрыло песками. Гранитные столбы ее обращены в сваи для пристани, их мраморные основы служат обручами для колодцев, а великолепные карнизы рассеяны среди песчаных холмов, меж коими тщетно ищут направления древних улиц. Я воображал себе развалины и нашел только прах! Два лишь обелиска Клеопатры, один стоящий, другой падший, оба из одного куска розового гранита, покрытые иероглифами, остались памятниками славы Александрии; и посреди сего торжища вселенной, где теснилось до миллиона граждан, возвышается столь же гордо, как и прежде, в толпе великолепных зданий и, быть может, еще величавее ныне среди пустыни одинокий, исполинский столб Помпея, с моря и с земли – отовсюду видимый, как надгробный памятник стольких столетий славы, как могучая, высокая мысль о ничтожестве, которая невольно и уединенно возникает в душе, потрясенной сею общей картиной смерти.

Он стоит на возвышении, составленный из четырех гранитных кусков: пьедестала, основания колонны, ствола ее и ионического карниза, которых общая высота 14 ¹/₂ сажень. Но сколь ни огромен столб сей, воздвигнутый, как полагают, в честь Септимия Севера и впоследствии посвященный императору Диоклитиану, по свидетельству надписи, – воображение народное искало еще более возвысить его великим именем Помпея, и сие название, переходя из века в век, несправедливо сохранилось памятнику, никогда не видавшему Помпея. Так сильно впечатление славы в сердцах народных! Тщетно не одаренные гением желают сделать себя бессмертными в потомстве памятником великим, не соответствующим тесной душе их; скоро, отринув их имя, он простоит безымянным ряд столетий, доколе найдется ему равновесный величием муж, чтобы взаимно с ним поделиться славой. Так, имя Хеопса чуждо пирамидам; так и от всех Птоломеев, хотя именитых, уцелела в Александрии одна только память Клеопатры: ее обелиски, ее бани иссечены в скале близ моря и ее катакомбы: все носит отпечаток знаменитой жены, хотя с ее именем соединена память падения державы; но беспристрастное потомство все прощает величию, и над могилой царства, как на могиле человека, светит только одна слава.