На шестой день выехал я из Александрии вместе с г. Россетти. В загородном саду Магарам-бея, зятя Мегемета Али и военачальника всех его войск, ожидала нас канджа, или малая барка. На двух ее мачтах косвенно повешены два треугольные латинские паруса, и только на Ниле узнал я все их неудобство; на корме выстроена низкая, покойная каюта, сверх которой сидит с трубкой управляющий рулем рейс, или кормчий и, не видя за парусами направления берегов, беспрестанно спрашивает о них у стоящего на носу барки араба; когда упадает ветер или делается противным, рейс посылает тянуть бечевую. Таким образом плыли мы почти сутки до того места, где прерывается канал.
Недавно и слишком быстро вырытый Мегеметом Али, который по своей живости ни в чем не может медлить, канал сей носит имя Махмудиэ в честь султана и даже со всеми своими несовершенствами служит основой благоденствия Александрии. Хотя море и соединяет ее с Нилом, однако же устье реки в Розетте так бурно от борения волн ее с морскими, что беспрестанные кораблекрушения устрашают самых отважных плавателей. Предприимчивый паша в три месяца вырыл сей новый тесный канал, частью по направлению древнего, от главной пристани Александрии до местечка Фуа, лежащего напротив устья его в дельте. Нигде не имея более трех сажень ширины, он неспособен для больших судов и следует к юго-западу по тесному перешейку между двух озер Мареотиса и Абукира, где обложен камнем. Почти на конце своем канал сей довольно круто поворачивает на северо-восток, оставив прежнее естественное свое направление к местечку Рахманиэ; берега его были в древности покрыты пальмовыми рощами и селами. Теперь большей частью течет он по голому пространству, и только изредка появляются около него дачи некоторых богатых купцов Александрии, разводящих сады в угодность паше на дарованных им землях.
За два часа от реки мелководье канала и высота берегов его, которые возрастают от постепенных слоев ила, прекращают на три месяца в году, перед наводнением, сообщение Александрии с Нилом. Паша хочет исправить сей недостаток, и англичане взялись сделать канал навсегда судоходным. И теперь местами очищают его арабы; но работа их очень медленна, и образ ее слишком странен, чтобы не поразить путешественника. Мужчины, женщины и дети под монотонный отрывистый напев, следующий за их постепенными движениями, сгребают руками землю, кладут в корзины и на головах несут со дна канала на берег: работа бесконечная! Так производятся почти все работы в Египте малосильным племенем арабов, которое более шумит, чем действует. Один русский может смело взять на себя труд десяти человек.
Однако же во всякое время года барки не перестают ходить до пресечения канала, где целые стада ослов перевозят грузы их в селение Атфэ к Нилу и оттоле приносят взамен им другие; грузы сии состоят большей частью из чечевицы, почти единственной пищи арабов, и огромных кип хлопчатой бумаги, которую развел по всему Египту паша, открыв себе через то богатый источник доходов. Между тем нищета жителей так велика, что по всей дороге на расстоянии двух часов до Нила беспрестанно встречаются женщины и дети, жадно собирающие в корзины рассыпавшуюся из кулей чечевицу, и во многих местах Египта повторяются подобные явления.
Отрадно в первые минуты чувствовать себя на древних водах Нила, уже знаменитых в младенчестве мира, и мысленно воображать весь сонм облагодетельствованных им народов, начиная от черных племен, пьющих из его тайного истока и постепенно белеющих вдоль его течения, до франков, толпящихся у его устья; назидательно вспоминать о стольких царствах, уже отживших на его брегах, когда он один, истинный и неизменный владыка Египта, надеждой богатств, хранящихся в священных водах его, тревожил сердца фараонов и Птоломеев, кесарей, халифов и султанов! Но впечатление, производимое Нилом, более нравственное; он не поражает взоров наружным величием и, подобный Египту, одним из прибрежных своих видов изображает все, постепенно сменяющееся вверх по его течению.