Наконец, самой непроходимой тропой спустились мы, пешие, с камня на камень, во глубину дикого ущелья. Ничего не видал я ужаснее сей пропасти, по дну которой стремился некогда бурный Кедрон. Казалось, природа, дрогнувшая от страшного землетрясения, разрыла ему русло в своих недрах, чтобы пропустить дикий поток в Мертвое море, и растерзанными скалами образовала над ним столь мрачную долину – Юдоль Плача, где в последний день еще раз расступится ее лоно, чтобы извергнуть из себя кости мертвых! Но чем отчаяннее было для сердца гробовое зрелище сей бездны, тем пламеннее искали его чудные отшельники первых веков христианства. Ненавистники мира, они в этом земном аду искали спастися от преисподнего и, чуждые друг другу в соседних кельях, пробитых ими в нависших утесах, боролись духом с соблазнами мира и с ужасом своего уединения. Их горные приюты, как гнезда птиц, и поныне сквозят на высоте утесов, поражая путника памятью людей столь дивных, которые до такой степени могли попрать все земное, и странной загадкой остались для нас, чуждых пламени их века.
Савва Освященный, родом из Каппадокии, увлеченный жаждой уединения, с девяти лет оставил дом отеческий. Многие пустыни были свидетелями юношеских лет его, которые протекли под назиданием знаменитых отшельников, более и более воспламенявших его к одиночеству. В полной силе возраста, пылая всей страстью своего века к иночеству, он погрузился в самую глубину пустынь искать места более дикого, более неприязненного человекам, где утружденная стопа его могла бы пролагать вечно одинокие и незавидные стези, а душа насыщаться ужасом, преодолевавшим все мрачные впечатления других пустынь. За три часа от Иерусалима обрел он себе желанное уединение, в пропастях иссохшего Кедрона, и там, враждуя со зверями, изгнал львицу из пещеры, которую обратил в келью; там, чуждый миру, долгие годы боролся он с темными духами, воздвигавшими на святого собственные его страсти, и победителем вышел из боя.
Мало-помалу молва созвала к нему других отшельников, сперва подобно ему смиренных, но скоро растлившихся гордостью земною. Св. Савва бежал из возмущенного ими приюта и, долго скитавшись, опять возвратился; новые смуты принудили его к новому бегству. Но тщетно искал он в других местах приюта, более сладкого своей душе, тщетно в странствии своем основал семь новых обителей; ни к одной не прилегло его сердце; нет, оно только влекло его к своему Кедрону, свидетелю стольких побед его в страстные дни юности, где упокоил он кости посетившей его матери и где во всенощных бдениях виделась ему будущая слава сего места в образе огненного столба, восстающего к небу. Возвратясь наконец в свои любимые ущелья, он умел умирить жизнь братий и дал им в настоятели друга своего Феодосия, славного в сей пустыне, как начальника монашеского общежития, который основал неподалеку новую знаменитую лавру, ныне разрушенную.
Между ее развалинами должно искать гробовой плиты св. Евдокии, княжны полоцкой, которая, оставив созданный ей на родине монастырь, в сопровождении двух братьев посетила Святые места и, согласно пламенному желанию сердца, скончала дни свои близ Гроба Господня и погребена была в пустынной обители Феодосия. Мощи ее впоследствии перенесены в Россию и покоятся в киевских пещерах.
По примеру наставника своего, великого Евфимия, Савва не хотел иметь близ себя братии и одиноко спасался в своем вертепе, соорудив подле него малую церковь, на месте огненного явления. Через несколько лет Иерусалим увидел его на соборе в сопровождении нескольких тысяч монахов; так процвела внезапно пустыня, наполнившаяся кельями отшельников. Посланный при воцарении Иустиниана по делам церковным в Царьград Савва был принят с великой почестью и отпущен с богатыми дарами для построения великой лавры, которую, однако же, ему не суждено было видеть. Последний час обрел его в пещере.
Звон невидимого колокола напомнил нам, что есть еще наследники св. Саввы в сих пропастях и неизъяснимой отрадой наполнил мое сердце сей благовест, утешительный в столь дикой пустыне. При повороте ущелий внезапно предстал нам трехбашенный монастырь, обнесенный высокими стенами и террасами, возвышающийся от потока почти до вершины горной. Стоявший на страже монах подал весть звуком колокола с башни, и братия поспешила принять нас в главные врата, и в потайное окно над Кедроном, через которое ежедневно выходят черпать из малого ключа, текущего под самым алтарем. Быстро затворились за нами врата по опасению арабов.