Путешествие на юг

Спектакль начинается печальными звуками колокольчиков. Под эту простенькую, бесконечно повторяющуюся мелодию выделывает свои пируэты крохотная балерина, навеки замурованная в бутылку из-под джина. Рядом с бутылкой, погруженная в созерцание танца, на полу сидит  В е р а  П е т р о в н а. Детская поза этой тридцатипятилетней женщины выражает ее полную отрешенность от доносящегося сюда гомона позднего застолья.

Входит  Х м а р о в — несколько бравирующий грубоватыми манерами, однако вальяжный, благополучный, уверенный в себе по праву человека, привыкшего к успеху. Он закрывает за собой дверь и облегченно вздыхает, словно укрылся не от шума, а от грозы.

Х м а р о в. Мне сказали — на кухне есть второй телефон.

В е р а  П е т р о в н а (не отрывая глаз от танцующей куколки). Телефон на холодильнике.

Х м а р о в (набирает номер, услышав короткие гудки, кладет трубку. Чтобы скоротать ожидание, некоторое время наблюдает за танцем). Космическое одиночество. Танец в пустоте. Вам это кажется забавным?

В е р а  П е т р о в н а. Мне это кажется печальным. Особенно, когда кончается завод. Еще два-три такта и… вот — у нее не осталось сил даже на этот последний пируэт. (Заводит пружину.)

Опять зазвучала мелодия, и опять начала свой танец балерина. Хмаров с недоумением и любопытством наблюдает за Верой Петровной, затем еще раз набирает номер и кладет трубку. Общество этой странной, не располагающей к непринужденному молчанию женщины вынуждает его найти себе какое-нибудь занятие.

Х м а р о в. А если я налью чай?

В е р а  П е т р о в н а. Почему бы и нет?

Х м а р о в. И съем кусок торта. (Кладет кусок торта в глубокую тарелку, ест руками.) Интересно, куда меня привели?

В е р а  П е т р о в н а. Вас привели в дом к Ивану Семеновичу Смирнову.

Х м а р о в. Поэту?

В е р а  П е т р о в н а. Иван Семенович — врач.

Х м а р о в. А, это который знаменит тем, что знаком со всеми знаменитостями Москвы…

В е р а  П е т р о в н а. Сегодня день рождения хозяйки дома.

Х м а р о в. Почему вы не за столом?

В е р а  П е т р о в н а. Я отдыхаю. К тому же нет ничего скучнее знаменитостей — они говорят только о себе.

Х м а р о в. Бывают исключения. Например, я.

В е р а  П е т р о в н а. А вы знамениты?

Х м а р о в. Вы что, не смотрите телевизор?

В е р а  П е т р о в н а. Смотрю, но муж сердится, когда я сижу близко к экрану. Он любит, когда я сижу на диване, возле него.

Х м а р о в. И что из этого?

В е р а  П е т р о в н а. Я близорука. А мужу не нравится, когда я в очках.

Х м а р о в. Где вы откопали такого чурбана?

В е р а  П е т р о в н а. Но-но, не забывайтесь. (Надела очки, впервые посмотрела на Хмарова.)

Х м а р о в. Очки вам к лицу. Передайте мужу, что это сказал профессионал.

В е р а  П е т р о в н а. Вы художник?

Х м а р о в. В некотором смысле. Я художник, не умеющий рисовать.

В е р а  П е т р о в н а. Абстракционист?

Х м а р о в. Абстракционисты умеют рисовать. Нет, я не абстракционист.

В е р а  П е т р о в н а. А кто?

Х м а р о в. Узнаете, если сбросите тиранию чурбана и станете смотреть телевизор в очках. Съем-ка еще кусок торта…

В е р а  П е т р о в н а. Мне не нравится, когда моего мужа называют чурбаном.

Х м а р о в. Я его не знаю. Это не оскорбление, а художественный прием.

В е р а  П е т р о в н а. Конечно, вы не знаете его. В отличие от вас, он воспитан и добр. Сейчас досмотрю танец и отправлюсь к нему. (Словно показав язык.) Вот.

Х м а р о в. Скатертью дорога. Раб, смакующий свое рабство, — раб по призванию.

В е р а  П е т р о в н а (улыбнувшись этой детской перепалке). Вы забавный. Ваша жена любит вас?

Х м а р о в. Нет, она ревнует меня.

В е р а  П е т р о в н а. Но разве ревность не спутница любви?

Х м а р о в. Ревность спутница глупости. Она ревнует меня из самолюбия. Боится остаться в дурах, только и всего. Вы кто?