Путешествие на восходе солнца: 15 японских концепций жизни

Становится понятно, что югэн связан со светом и, следовательно, с тьмой. Если говорить точно, он питается «глубинным светом» и противоречиями, заключенными в таком сочетании слов. Мы скорее привыкли ассоциировать прилагательное «глубинный» с тьмой, мраком, колодцем, дно которого не удается разглядеть. Но тьма, связанная с югэн, – это ожидание тьмы, не кромешный и непроницаемый мрак, а темнота легкая и радушная, ждущая, чтобы к ней прикоснулись. С самого детства нас успокаивает ночник у кровати, который защищает от того, чего мы боимся, от того, что может скрываться в неизвестности, незримости. Обычно образы, которые навевает темнота, – это монстры с изуродованными лицами и острыми когтями, которые могут утащить нас из-под одеяла, как только мы закроем глаза. Но возможно, именно здесь скрывается самое душевное, что есть в ночи и о чем мы никогда не узнаем, если будем упорно оставлять свет включенным. Согласно принципу югэн пара «свет–тьма» не связана с парами «добро–зло», «красивое–безобразное»; югэн оттеняет черты, на которые мы не всегда обращаем внимание в суете жизни. Возможно, все было бы гораздо проще, будь у нас возможность включить фонарик на смартфоне в любой непростой и тревожной ситуации, но югэн – это не обычная красота и не простейший путь.

Красота, согласно югэн, неразрывно связана с темнотой и манящими сумерками. Многие места, в которых мы оказываемся, особенно способствуют тому, чтобы мы сделали шаг к пониманию подлинного смысла этого термина. Мрак чердака или подвала не так уж сильно отличается от сумрака леса в горах; важно не упускать возможности, которые предоставляются нам, и попробовать понять, что такое югэн для нас. Только поиск того самого света или сумрака сможет привести нас к сущности человеческой души. Югэн – это проницательное восприятие, которое позволяет нам стать единым целым с окружающим миром.

По словам Тосио, в Японии даже существует особый вид искусства, который воплощает в себе эстетический идеал подхода югэн, – театр но (что в переводе означает «мастерство»). Зародился этот театр в XIV веке. Его считают одним из самых сложных для понимания. Основная проблема заключается в загадочности, которой пропитано это театральное искусство. В отличие от того, что мы привыкли видеть в традиционных комедиях и трагедиях, персонажи лишены отличительных черт, они остаются безличными образами, без тщательно проработанной концепции личности. Зачастую они напоминают призраков, и только маски на лицах помогают догадываться об их эмоциях.

Единообразие – вот что роднит театр но со всеобщностью природы. Такой способ изображения реальности хорошо вписывается в идею «неопределимого» и «неизвестного», о которой уже говорилось. Чтобы найти всеобщее, нужно погрузиться в незнакомую ситуацию и научиться в ней ориентироваться. В постановках театра но актер меняется, взаимодействует с другими актерами, напоминая таким образом зрителям, что общность не неизменна, она меняется как в жизни, так и в театре. Смысл постановки заключается не в отдельном персонаже, он – лишь средство, с помощью которого можно познакомиться с различными формами проявления природы.

Югэн – одновременно и вместилище, и содержимое, это чувство причастности к окружающему миру и в то же время сам мир, все то, что находится вокруг нас. Если бы меня попросили дать наглядное объяснение, я бы показала югэн на примере жидкости: у нее есть абсолютно понятные характеристики, но ее форма зависит от сосуда. Отличительные черты оказываются неважными, потому что она постоянно меняется и приобретает новые формы, поэтому нужно смотреть на общее.

Актер театра но достигает состояния, в котором практически стирается «я», благодаря чему он может полностью отдаться игре. Дело в том, что все сущее одинаково в момент, когда освобождается от «я». Только так мы можем стать частью природы.

В пространстве, где проходят представления но, нет каких-либо отличительных деталей, для того чтобы зрители могли сосредоточиться на восприятии. Никаких декораций, никакого реквизита, иногда движения актеров не связаны с репликами. Часто поднимается тема границы между жизнью и смертью, между привязанностью к этому миру, который является источником страданий, и свободным духом, для которого нет границ.

Апогей нового осознания наступает, когда мы обнаруживаем, что перемены – это не опасно, таков смысл всего сущего, поэтому они – единственная основа жизни и, следовательно, источник красивого и удивительного. Кроме театра но, эстетика очарования встречается в некоторых наиболее характерных формах искусства, таких как чайная церемония, поэзия хайку и японские сады, которые каждый раз воссоздают условия, необходимые для постижения югэн. К примеру, в одном из хайку Басё обращается к образу луны в сумрачную ночь, который волновал и Сётэцу. Автор связывает этот образ с домом в самом широком смысле и с желанной целью, для достижения которой было приложено много усилий: