Путешествие по Средней Азии

своем несчастье. Ты ни в коем случае не должен забывать, что наши

соотечественники далеко отстали от нас в опытности и знании света и,

несмотря на все свое гостеприимство, они всегда подозрительно смотрят на

чужого человека. А как ты один, без нас, совершишь далекое обратное

путешествие?"

Нетрудно догадаться, что эти слова произвели на меня сильное

впечатление, но они не смогли поколебать моего плана. Я рассеял опасения

своих друзей, рассказав о перенесенных ранее тяготах, о моем отвращении к

земным удобствам и особенно к европейской одежде, которую мы ex officio^13

должны носить. "Я знаю, - сказал я, - что земной мир напоминает гостиницу

(Михманханеи пянджрузи, т.е. пятидневная гостиница, - слова, которыми

философы Востока обозначают наше пребывание на земле.), где мы снимаем

комнату лишь на те несколько дней, которые составляют наше бытие, и вскоре

съезжаем, чтобы дать место другим, и мне смешны нынешние мусульмане, которые

печалятся не только о завтрашнем дне, но и за десятилетия вперед. Дорогие

друзья, возьмите меня с собой, мне надо порвать с мерзкими заблуждениями,

которые мне донельзя надоели".

Этого было достаточно. Они и без того не собирались противиться,

поэтому предводители каравана дервишей тотчас приняли меня в число товарищей

по путешествию, мы обнялись и расцеловались, причем мне пришлось пересилить

себя, когда я ощутил столь близко их одежды и тела, пропитанные

все-возможными запахами. Однако дело было сделано, и мне остава-лось только

повидать моего покровителя Хайдар-эфенди, сооб-щить ему о моем намерении,

просить оказать мне поддержку и отрекомендовать меня хаджи, которых я хотел

немедленно ему представить.

Поначалу я, конечно, встретил немалое сопротивление. Меня называли

безумцем, который собирается отправиться туда, от-куда еще не вернулся ни

один из моих предшественников, да еще в сопровождении людей, которые готовы

будут убить меня ради жалких грошей. Мне рисовали ужасные картины, но так

как было видно, что все старания свернуть меня с избранного мною пути

бесполезны, начали давать советы и старались, как могли, помочь мне.

Хайдар-эфенди принял хаджи, устроил их дела,* [29] *рассказал о моих

намерениях в том же духе, что и я сам, и поручил меня их гостеприимству,

заметив, что они могут рассчитывать на ответные услуги, поскольку в их руки

вверена судьба эфенди, должностного лица султана.

Я не присутствовал при этом визите, однако слышал, что они обещали свою

верность. Уважаемый читатель увидит, как честно они сдержали слово, как

протекция благородного турецкого посланника спасла мою жизнь, которой столь

часто грозили опасности, и как верность моих спутников-хаджи не раз

выводи-ла меня из самого затруднительного положения. Позже я узнал, что,

когда речь во время беседы зашла о Бухаре, Хайдар-эфенди выразил неодобрение

политике эмира (Эмиром называют правителя Бухары. Правителей Хивы и Коканда

именуют ханами.) и что это очень обра-довало моих спутников, поскольку они

были того же мнения. Потом он потребовал список полностью неимущих

путешествен-ников и выдал им около 15 дукатов - щедрое пособие для людей, не

стремящихся к иной роскоши, кроме хлеба и воды.

Наш отъезд был назначен на восьмой день. В это время меня часто навещал

только Хаджи Билал; он познакомил меня со своими соотечественниками из Аксу,

Яркенда и Кашгара, кото-рые показались мне скорее мерзкими бродягами, чем

благо-честивыми паломниками. Но особое участие он проявлял к свое-му

приемному сыну Абдул Кадеру, парню лет двадцати пяти, которого он

рекомендовал мне в качестве famulus^14 . "Он верный малый, только

нерасторопный, - говорил Хаджи Билал, - но он многому от тебя научится.

Пусть он в дороге тебе прислуживает: печет хлеб и готовит чай, он это хорошо

умеет". Но истинное намерение Хаджи Билала состояло в том, чтобы Абдул Кадер

помогал мне не только печь хлеб, но и есть его, так как с ним был еще один

его приемный сын, а двое молодцов, изголодавшихся от пешеходных странствий,

были слишком тяжелым бременем для моего друга. Я обещал принять это

предложение, вызвав большую радость.

Говоря откровенно, частые посещения Хаджи Билала могли бы возбудить у

меня подозрение, я мог бы подумать: этот человек считает тебя выгодной

добычей и изо всех сил старается заполучить тебя, опасаясь, что ты еще не

принял решения и колеблешься. Но нет, я не смел и не хотел подозревать

ничего дурного. Для того чтобы убедить его в своем безграничном доверии, я

показал ему ту небольшую сумму денег, которую собирался взять с собою в

дорогу, и попросил его точно проинструктировать меня, как мне следует

одеться и держать себя, какие манеры и обычаи я должен усвоить, чтобы

сделаться как можно больше похожим на своих спутников и, не привлекая к себе

внимания, оставаться незамеченным. Эта просьба ему очень понравилась, и