Путешествие по Средней Азии

2000 верблюдов подвергся нападению на пути из Оренбурга в Хиву и был

полностью разграблен. Жадные туркмены овладели множеством русских товаров,

но этого им было мало, и они отняли у путе-шественников (большей частью

хивинских узбеков) все припасы и платье, так что некоторые умерли в пустыне

с голоду, а другие замерзли, и из шестидесяти человек спаслись только

восемь.

Вообще-то эту ужасную казнь пленных нельзя рассматривать как нечто

исключительное. В Хиве, как и по всей Средней Азии, не знают, в чем состоит

жестокость; такое действие считается совершенно естественным, потому что не

противоречит обычаям, законам и религии. Нынешний хан пожелал стяжать себе

славу охранителя религии и для этого стал очень строго наказывать за

малейшее отступление от ее установлений. Достаточно было бросить взгляд на

женщину под покрывалом, чтобы человека казнили по обряду "реджм", как велит

религия. Мужчину ве-шают, женщину закапывают вблизи виселицы в землю по

грудь и побивают каменьями, а так как в Хиве нет камней, то бросают кесек

(твердые комья земли); бедная жертва уже при третьем броске полностью

покрывается пылью, истекающее кровью тело ужасно обезображивается, и лишь

последний вздох освобождает ее от мучений. Не только супружескую измену, но

и другие нарушения религиозных предписаний хан велел карать смертью, так что

в первые годы его правления улемам пришлось умерять его религиозный пыл;

однако не проходит и дня, чтобы кого-нибудь не уводили с аудиенции у хана

под роковое "Алиб барин" ("Взять его").

Я чуть не забыл упомянуть о том, что ясаул вел меня к казначею, чтобы

тот выплатил мне деньги на дневное про-питание. Мне тотчас их выдали, однако

я застал этого господина за странным занятием, о котором должен рассказать.

Он как раз сортировал халаты (почетные одежды), присланные для награж-дения

героев. Халаты эти представляли собой четыре сорта шелковых одежд ярких

расцветок с большими цветами, вы-шитыми золотом; как я слышал, их называли

четырехглавыми, двенадцатиглавыми, двадцатиглавыми и сорокаглавыми. Не

уви-дев на этих одеждах нарисованных или вышитых голов, я спро-сил о

происхождении названия, и мне сказали, что простую одежду дают в награду за

четыре отрубленные головы врагов, самую красивую - за сорок. "Впрочем, -

обратился кто-то ко мне, - если в Руме нет такого обычая, то приходи завтра

на главную площадь и посмотришь раздачу". На следующий день я действительно

увидел, как около ста всадников, покрытых пылью, приехали из лагеря. Каждый

вел нескольких пленных, *[109]* в том числе детей и женщин, привязанных или

к хвосту коня, или к седлу, кроме того, у каждого позади был приторочен

большой мешок с отрубленными головами врагов - свидетельство его подвигов.

Приехав на площадь, всадник сдавал пленных, кото-рых он привел в подарок

хану или одному из придворных, затем развязывал мешок, брал его за два

нижних угла, и, как крупные картофелины, выкатывались бородатые и безбородые

головы перед протоколистом, слуга которого сбивал их ногами вплот-ную друг к

другу, пока не набиралась большая куча в несколько сотен. Каждый герой

получал расписку о сданных головах, и через несколько дней следовала

выплата.

Несмотря на всю дикость обычаев, несмотря на все эти сцены, дни,

которые я прожил инкогнито в Хиве и ее провинциях под видом дервиша, были

самыми прекрасными в моем путешествии. Если к хаджи хивинцы были просто

дружелюбны, то ко мне они были особенно добры, и если я показывался в людных

местах, бросали мне деньги, одежду и другие подарки без всяких моих просьб.

Я остерегался принимать большие суммы; многое из полученной одежды я роздал

моим менее удачливым спутникам, всегда отдавая им лучшее и самое красивое, а

что победнее и поскромнее оставлял себе, как и подобает дервишу. Однако в

моем положении наступила большая перемена, и, откровенно говоря, я

радовался, что теперь могу продолжить путешествие, запасшись всем

необходимым: крепким ослом, одеждой и при-пасами.

*IX*

*Из Хивы в Кунград и обратно*

Близилось время моего отъезда в Бухару, но я горел желанием совершить

дальнюю поездку в глубь ханства и пришел поэтому в восторг, когда услышал,

что юный мулла из Кунграда, кото-рый присоединился к нашему каравану для

дальнейшего путе-шествия к Самарканду, хочет использовать пребывание в Хиве

для того, чтобы попрощаться со своим родным городом и живу-щими там

родственниками. Он рассказал нам о своем намерении, и велика была его

радость, когда он узнал, что у меня возникла идея сопровождать его туда,

отчасти чтобы собрать немного подаяния, отчасти чтобы избежать

обременительного сидения в жаркой и душной Хиве. Он сулил мне златые горы,

рисовал все самыми радужными красками, чтобы укрепить меня в моем решении.

Его пыл, впрочем, был излишним, так как случай пришелся мне на руку, и два

дня спустя я уже находился на пути в Янги-Ургенч, чтобы оттуда достичь