Путешествие Сократеса

саблей работает. А если правду гутарят, то равных ему в этом деле

нет. Говорят, живет он одинаком в лесу, где-то неподалеку от

Котельникова. Там всего одно сельцо в несколько мазанок, не

больше, ищи — не найдешь. Сказывали, что в молодости он любил

странствовать, а саблей его выучил махать в Японии один казак

тамошний, по-ихнему самурай... Дошло дело и до аудиенции у

атамана японского... Сегуном того кличут, атамана-то... Так, ска-

зывали, наш-то одного ихнего самурая того... Токмо тот за саблю, а

наш его уже гляди — и скрутил... Во как люди умеют, понял?

—

И как его зовут? — в нетерпении воскликнул Сергей.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОБРЕТЕНИЕ И УТРАТА

195

—

А шут его знает. Сам-то он себя зовет Разин, во как. Во всяком

случае, промеж людей его так зовут.

ромозглым ветреным мартом 1893 года Королёв вернулся с

Похоты с тушей оленя. Только лишь он вступил в походный

лагерь, как на глаза ему попался один из новичков, Стачев. За это

время он успел прославиться не столько как боец, сколько как

беспробудный пьяница. Вот и теперь он, покачиваясь, брел к

своему шалашу и вдруг, споткнувшись, распластался на земле.

От того, как упал Стачев — как подрубленный, лицом вниз, —

Королёву неожиданно вспомнился тот, другой человек, которого

так искал атаман. Иванов, кажется, его звали. У Королёва тот день

до сих пор так отчетливо стоял перед глазами, словно это было

вчера. Атаман хотел найти этого человека, и они нашли его, и с

ним его женщину. И точно так же они повалили его лицом в грязь,

на землю, но убить не убили, хотя женщину его как раз не

пощадили. Зачем было его оставлять в живых, Королёву было

непонятно, хотя какая теперь разница — они были далеко и от тех

мест, и от того события. Теперь они кочевали в куда как более

теплых краях, между Доном и Днепром. Вдобавок, самому

Королёву было без разницы, одним Ивановым больше, одним

меньше, перегружать ими свою память он не собирался.

«Ну уж нет, не скажи», — вдруг возразил сам себе Королёв.

Однорукий гигант прекрасно запомнил, что после того дня Стаккос

стал совсем другим человеком. Он не только стал зваться новым

именем, Дмитрий Закольев, но после того, как были сведены

старые счеты, стал чувствовать себя бодрее и настроение стало

куда лучше. И все бы хорошо, если бы не тот случай, пару дней

назад-

После каждого набега Закольев из предосторожности отправлял

Туморова, одного из своих людей, на разведку по тому пути, по

которому они отступали, чтобы проследить, не выслали ли за ними

погоню. А после той расправы, окончательной, как им казалось, с

Ивановым, Туморов возвратился и доложил:

—

На дороге мне встретилась только крестьянская семья, в телеге,

и еще плелся какой-то путник, один, еле ноги переставлял.

Когда же лазутчик увидел, как исказилось лицо Закольева при этих

словах, то поспешил добавить:

—

Не может того быть, атаман, чтоб это был тот же человек. Этот

седой, как лунь, еле ноги переставляет, да и по виду совсем

старик...

Закольев отправил Туморова найти того человека, убить и

принести ему голову.

Когда же Туморов вернулся с пустыми руками, Закольев приказал

всему лагерю немедленно сниматься с места.

Спустя месяц они стали лагерем почти у самой румынской

границы, переместившись далеко к юго-западу. Их отряд стал

охранять границу, как и регулярные казачьи части. Не прекратили

они и нападать на еврейские поселения. Как и прежде, нападения

были постоянными, раз в несколько месяцев. Все вошло в прежнее

русло — все, в том числе и возобновившиеся кошмары Закольева.

Королёв знал, что атаман ночью не знал ни сна, ни отдыха. Он знал

все обо всех, его обязанностью было знать — так приказал атаман.

У него было несколько своих людей в отряде, дороживших его

расположением, они-то и спешили к Королёву с докладом, если

вдруг случилось чего разузнать или подсмотреть. Были еще

женщины, боявшиеся его. Но узнать то, что творится в голове у их

старшого, — это было не под силу даже им. Королёв дал бы

отрезать свою косичку, чтобы узнать, что же такое является

атаману во сне, что точит его, как червь.

Наверное, все это неспроста, сказал себе Королёв. Он давно уже

изучал атамана, как изучают повадки животного, прежде чем

подчинить его своей воле. Но атаман как был, так и оставался для

него загадкой, а разгадывать загадки Королёв не умел и не любил.

На все неясное в его жизни был один ответ — за шиворот и

головой об стену.

На первый взгляд казалось, что у Закольева просто нет слабостей.

Потребностей у него было не больше, чем у старца-анахорета.

Женщин с некоторых пор он к себе не подпускал, пил редко и

мало. Если бы не необъяснимая страсть к пролитию еврейской

крови, атаман мог бы служить образцом добродетели. Вот то-то и