Путешествие трех королевичей Серендипских [litres]

Великое удовольствие и удивление принесла Берамо эта повесть благодаря различным происшествиям, о каких повествовал рассказчик, а слыша о плутнях обезьяны и о несчастье, постигшем коршуна, он не мог удержаться от смеха[16]. Бароны его, безмерно этим обрадованные, видя, что здоровье их государя день ото дня улучшается, от его имени распорядились, чтобы на следующий день, в среду, рано поутру все отправлялись к третьему дворцу, разноцветно украшенному. Весь двор, с готовностью исполняя приказ, облекся в платье, сообразное убранству дворца, и явился туда при самом начале дня. Долгое время Берамо провел в приятных беседах с девицей, что там обреталась, а потом, отобедав и немного отдохнув, призвал третьего рассказчика и велел ему сказывать свою повесть. Тот начал так:

* * *

Был в Индии город на море, звавшийся Зехеб, подвластный богатому и великому господину – идолопоклоннику, который почитал льва. Этот властелин держал при своем дворе различных мастеров, отменных своим искусством, а среди прочих был один златокузнец, с которым по великому его дарованию в сем искусстве никто в целом свете не мог верстаться; и так как он постоянно делал прекрасные и дивные вещи, пришло на мысль его господину приказать ему изготовить большого золотого льва. Призвав златокузнеца, он вручил ему десять тысяч золотых слитков, какие там в ходу, и приказал сделать из них прекраснейшего зверя.

Златокузнец, получив такую громаду золота, помышлял лишь о создании льва такого превосходного, чтобы никто не мог ни в чем его упрекнуть, и, приступив к этой работе, в десять месяцев сделал такое изваяние, что ему лишь дыхания недоставало, чтобы быть живым. И хотя лев был огромного веса, мастер подвел ему под ноги колеса, чтобы всего десять человек могли легко привести его куда угодно. Эта превосходная работа в высшей степени понравилась королю, и всякий, кто ее видел, от великого восхищения поверить не мог, что это создание человеческих рук. Властелин, желая хотя бы отчасти вознаградить искусство златокузнеца, назначил ему больше тысячи скудо годового дохода.

Такая щедрость государя внушила великую зависть многим златокузнецам того города, и они много раз ходили поглядеть на льва, дабы, если обнаружится в работе какой-нибудь изъян, высказать порицание и тем снискать благосклонность государя. Меж ними был один, наделенный тонкой и глубокой наблюдательностью, который, не находя, в чем упрекнуть изваяние, приметил, что по его величине и качеству не может в нем быть десять тысяч золотых слитков; полагая, что это прекрасный случай лишить златокузнеца доходов и снискать благосклонность государя, он обратил все мысли к этой затее. Но так как он не мог поверить, чтобы государь решился разрубить на куски столь безупречное изваяние ради лишь того, чтобы удостовериться в воровстве златокузнеца, он досадовал, не ведая, как можно иным способом взвесить такую глыбу золота.

Беседуя однажды об этом со своей женой, он молвил, что всякий, кто знал бы секрет, как взвесить льва, и удостоверил государя в краже, учиненной златокузнецом, непременно получил бы назначенный тому доход и благосклонность государя. Слыша такие речи, женщина сказала мужу:

– Я более чем уверена, что если ты предоставишь мне это дело, я вскоре открою искомый секрет.

Он отвечал, что если она сумеет об этом дознаться, впредь станет вести жизнь веселую и счастливую, и она намерилась свести близкое знакомство с женой златокузнеца, думая таким способом легко достичь желаемого. Не раз она заставала ее на молитве перед львом и беседовала с ней о разных вещах, а однажды привелось ей сказать, сколь же та счастлива, будучи женой человека, столь высоко ценимого государем за свои дарования. Потом, взглянув на красоту льва, она молвила:

– В одном только, по-моему, можно укорить эту работу, которая, во всякой своей части являя великое совершенство, кажется, заключает в себе лишь тот изъян, что этого зверя нельзя взвесить; не будь этого, несомненно, в нашем полушарии не нашлось бы другого творения, ему подобного.

Эти речи обеспокоили жену златокузнеца, ибо она не могла помыслить, чтобы лев, созданный ее мужем, имел какой-нибудь изъян; она отвечала женщине, что, хотя и другие делали ему такое замечание, она все-таки уверена, что ее муж умел бы справиться с этой задачей.

– Если мы еще раз встретимся, – прибавила она, – я надеюсь избавить вас от такого сомнения.

И, вернувшись домой, она нетерпеливо ждала ночи, уверенная, что ей не найти более благоприятного часа вызнать секрет у мужа, который был человек с причудами. Настал вечер, пришло время спать, и они пошли в постель; тут женщина принялась ласкать мужа, говорила с ним о несравненном льве, которого он сделал, и в долгой беседе улучила сказать, что не знает, какой другой изъян может в нем отыскаться, кроме того, что этот лев, будучи из золота и столь великой ценности, по тяжести своей никак не может быть взвешен.