Путешествие в Армению

Произведения Нарекаци вызвали брожение среди соотечественников. Его идеи намного опередили свое время. В прошениях Господу, как назвал Нарекаци свои песнопения, церковь как посредник между Богом и верующим была устранена. Человек с открытыми ранами стоит лицом к лицу с Богом. То есть, по существу, с самим собой, ведь Бог не подает голоса. Решения разных вопросов и формы воздействия церкви опровергались хотя бы тем, что после ее пятивекового существования верующий чувствовал необходимость обращаться непосредственно к Господу. Затем страсть к самобичеванию, душевные глубины, затрагиваемые страшными признаниями, крайнее отчаяние, внушаемое земным миром, — все это придало поэзии Нарекаци трагическое напряжение и способность волновать и питать духовно ряд поколений. Поэтому до сих пор не пропадает к ней интерес.

В первом песнопении есть стихи, по которым видно, как трагически воспринимает поэт свои обращения к Богу.

Час настает, и громкий судный глас
Уже гремит в ущелиях отмщенья.
Он нас зовет и порождает в нас
Страстей противоборных столкновенье.
И сонмы сил, недобрых и благих —
Любовь и гнев, проклятья и молитвы,—
Блистают острием мечей своих
И дух мой превращают в поле битвы.

Иван Карамазов у Достоевского говорит нечто похожее: «Бог борется с чертом, и поле сражения — душа человеческая».

Далее Нарекаци пишет:

И снова дух смятен мой, как вначале,
Когда я благодати не обрел…

Удивительные стихи! Непосредственное доказательство того, что церковь из беседы человека с Богом устранена.

Саят-Нова

Восемь столетий разделяют двух великих поэтов-корифеев Армении — монаха-философа Нарекаци и монаха-трубадура Саят-Нову. За этот период поэзия прошла большой путь развития.

В 1453 году произошло огромное для того региона историческое событие — падение Константинополя, завоевание его турками. Армянский поэт, живший в то время, Аракел Бангишеци в 1453 году сочинил плач в стихах о взятии Константинополя. Там он пишет, что придут из Европы единоверцы, христианские народы, и освободят город. Потом они двинутся на Восток, уничтожая неверных, и освободят Армению и Месопотамию, Иерусалим и Египет. Так предсказал поэт-монах. Однако после разгрома Киликийского царства (1375 г.) и до XX в. у армян не было своего государства, ни большого, ни малого. Все их земли оказались под властью турок или персов, которые продолжали в войнах кроить и перекраивать Армянское нагорье. В те трудные времена исчезли и привилегии национального феодального класса. Местных армянских сатрапов сменили феодалы-иноземцы, иноверцы — турки, персы, курды.

Кроме монастырей и сел, не осталось других больших общин, очагов национальной культуры. Для литературы это имело свои последствия: чем больше сужались границы общины, где жил поэт, тем сильнее окрашивались его произведения личным чувством, тем больше развивался индивидуальный стиль, и поэзия, уходя от философии и теологии, приближалась к повседневной жизни и песне. И, хотя армянские поэты в большинстве своем были монахами, законоучителями, епископами, а многие даже сидели на архиепископском престоле, они испытали на себе влияние окружавшей их арабо-персидской поэзии. Сложилась устойчивая лирическая атмосфера и вполне конкретная поэтическая система, то есть традиционные формы, темы и прочее. Арабо-персидская культура переживала период возрождения, чьи веяния дошли и до этой части Европы. Армянский поэт жил, конечно, не во дворце визиря и не сопровождал на войну и пир хана или пашу. Он по-прежнему жил в монастыре. И мысли его по-прежнему были полны видений христианского мистицизма. Это затрудняло сближение поэзии с жизнью, что стало уже традицией на мусульманском Востоке. Но и в армянских монастырях поэзия стала чувствовать и говорить иначе, и, как видно по стихам, доступным нам в переводе, очень сильное влияние — более сильное, чем влияние соседей-арабов, — оказал на нее Нарекаци.

Когда читаешь антологию стихов армянских поэтов средневековья, создается впечатление, что они оглядывались назад и пересматривали жизнь с момента, указанного их великим соотечественником, Григором Нарекаци. Словно впервые открывали разные несообразности, творящиеся несправедливости, неожиданные повороты судьбы, прекрасное в жизни, которое не дано испытать человеку, проблемы жизни и смерти и все это пытались сами обсудить с Богом, недоумевая, как же согласовать их с идеей справедливости творца, создателя мира.