Денизьям ещё раз посмотрела вперёд, но, как и прежде города на горизонте видно не было. Лицо девушки скривилось от недовольства. Колко осмотрев Багараса, она заметила маску волка, выглядывающую из-под переброшенных через спину его лошади вещевых мешков.
– Зачем это тебе?– спросила она.
Быстрым движением руки, пангосса задвинул волчью морду за мешок и нехотя ответил:
– Это талисман.
– И всё?– ухмыльнулась Денизьям.
Багарас коротко взглянул на девушку, но, словно не услышав вопроса, ничего ей не ответил. Он вытряхнул содержимое трубки на снег и, заправив её щепотью табака, снова закурил. Сжатый морозным воздухом, густой табачный дым мутным облачком окутал ящера. Жадно втянув его ноздрями, пангосса довольно улыбнулся сам себе. Краем глаза Багарас видел наблюдающую за ним девушку, и её интерес приятно льстил ему.
– Можно мне попробовать?– вдруг спросила Денизьям.
Ожидая этого вопроса, пангосса ничуть не удивился. Крепко затянувшись, он передал девушке трубку. Денизьям, стремясь не показать своего неумения, не стала долго примеряться и, обхватив губами кончик мундштука, глубоко вдохнула. В тот же миг на её глаза набежали слезы. Едкий дым сковал дыхание девушки. Испуганно посмотрев на ящера, она разразилась сиплым удушливым кашлем. Как выброшенная на берег рыба, Денизьям с жадностью глотала воздух, таращила глаза и чудно раздувала щеки. Она выглядела напуганной, но, вместе с тем, гримасы её были так забавны, что пангосса не удержался и, с хрипом выпустив изо рта клуб дыма, в голос захохотал. Этот шум не мог не разбудить спящего Горена. Потирая глаза, вурмек смотрел то на ящера, то на девушку и не мог понять происходящего.
– Верни обратно,– с трудом сдерживая смех, сказал Багарас и выхватил из рук девушки курительную трубку.
Вурмек удивлённо проводил его жест глазами.
– Что здесь произошло?– спросил он Денизьям, протягивая ей бутыль с водой.
– Воздух в здешних краях такой свежий, что девчонке стало трудно дышать,– негромко произнёс ящер через зажатую в зубах трубку.
Метнув в сторону пангосса жалящий взгляд, Денизьям сказала:
– Этот добрый господин говорит, что мы на подходе к городу, что стоит там, впереди. Вот только я не могу разглядеть, чем укреплены его стены, камнем или деревом.
Горен, прищурившись, посмотрел вдаль. Линия горизонта, освещенная струящимися из облаков лучами солнца, была пуста.
– Видишь её?– спросил Багарас вурмека, указывая пальцем перед собой,– Ту мерцающую точку вдалеке? Это одна из семи вершин скалы Ваду́рия. За ней Сте́наттен- город, который может дать вам убежище.
Так и не разглядев ничего впереди, Горен удивлённо посмотрел на ящера.
– Или отказать в нём,– добавил пангосса.
Произнесённые ящером слова должны были взволновать Денизьям и Горена, но друзья отнеслись к ним равнодушно. Стыд, смятение, обида, страх- все эти чувства, так внезапно вторгшиеся в их души в Гноле, стремительно сменяя друг друга и путая привычное понимание действительности, исчезнув, оставили после себя некую пустоту, которая позволяла вурмеку и девушке чувствовать отстранённую холодность к происходящему с ними.
Как и Денизьям, Горен не увидел впереди города, о котором говорил пангосса, и спорить о его существовании не стал. Вместо этого, он попытался вернуться мыслями к пережитому за последние дни. Как это ни было странно, воспоминания не отозвались в нём ни одним из чувств. На душе вурмека было легко и спокойно. Это удивило и в тоже время восхитило его. Юноше вспомнилась книга Онёбуса и слова, которых в Вурмекском Лесу, перечитывая снова и снова, он так и не смог понять, но, которые теперь звучали в мыслях Горена как его собственные. «Главным открытием в этом долгом и, несомненно, очень значимом путешествии стал я сам. Я узнал себя другого, того, который многие годы был скован цепями из навязанных ему когда-то лживых истин и рождённых ими нерешительности, боязни, беспомощности и ещё множества ощущений и предубеждений. Происходящие одно за другим события высвобождали меня настоящего. Особенно ярко я ощущал эту свободу в те моменты, когда свершающееся было столь стремительным, что полагаться на размышления было невозможно. Просто невероятно, как смело и легко меняется сознание, если позволить ему не подчиняться чувствам. Ты становишься сильным и духом и телом. Всё, что может заставить сомневаться уже не имеет над тобой власти. Тогда ты по-настоящему свободен, созвучен с миром и всё сотворяемое тобою верно». Рассуждения старика с удивительной точностью отражали происходящее внутри Горена, но мысль его по-прежнему казалась вурмеку слишком сложной, чтобы с уверенностью сказать о том, что смысл её он понял полностью. Что-то личное, незримой нитью вшитое Онёбусом в каждую строку его книги оставалось для юноши тайной и этим ещё больше подкрепляло его интерес к сокрытому в ней.