К тому моменту, как жарящиеся на костре грибы подрумянились, Реин выложил на расстеленную им салфетку съестные припасы из мешка и разлил по стаканам лисье молоко. Затем сурицит бережно снял грибы с прута, поровну разложил их на два куска ячменной лепёшки и, взяв один из этих кусков и стакан с молоком, направился к Горену. Он поставил еду перед вурмеком и, не дожидаясь от него слов признательности, вернулся обратно к костру.
– Благодарю,– приподнимаясь, произнёс юноша, но вдруг, ощутил подкатывающую к горлу тошноту и тут же лёг обратно,– Пожалуй, я не буду сегодня есть,– сказал он вслух сам себе.
Реин сделал вид, что ничего не заметил и продолжил свою трапезу, а Горен ещё некоторое время лежал, глядя на пляшущие языки пламени костра, но потом уснул крепким сном.
Утро следующего дня оказалось таким же пасмурным и дождливым, как и минувшее. Реин проснулся рано. Он наскоро перекусил остатками вчерашнего ужина, набросил на плечи накидку и заправив за пояс нож, вышел из пещеры. Вернулся сурицит спустя треть часа с охапкой хвороста и несколькими сломанными ветками. Положив их в дальний угол к остаткам поленьев, он потушил костер и начал готовиться к предстоящей дороге. Шумные звуки его сборов разбудили Горена. Пошатываясь, юноша поднялся со своего соломенного ложа и, оглядевшись, понял, что пришло время отправляться в путь. Болезнь по-прежнему терзала его, но больше отлёживаться было нельзя: впереди их с Реином ждала дальняя дорога.
Напоследок сурицит внимательно осмотрел пещеру и скомандовал выдвигаться.
Вурмек решил не повторять своей вчерашней ошибки и неотступно держался бок о бок с прислужником. Теперь они шли рядом. Реин не торопил шаг, понимая, что Горен может вновь остаться позади, и останавливался, когда тому было необходимо перевести дух. Сурицит выглядел ещё более мрачным и задумчивым, чем прошлым вечером у костра. Что-то тяготило его мысли и скрывать это от Горена он или не хотел, или попросту не мог. Стараясь не смотреть в его сторону, Реин шел, напряженно вглядываясь вдаль, как будто ждал увидеть на горизонте нечто очень важное. Вскоре петляющая между холмов дорога разделилась на две тропы, одна из которых уводила направо, а другая шла прямо. Не раздумывая, прислужник двинулся напрямик, но внезапно остановился, и словно приняв какое-то решение, свернул к тропе, ведущей направо. Юноша покорно последовал за ним. Размышлять над причинами поведения Реина было бессмысленно. Как бы то ни было, проводник лучше знает, куда идти, и если он свернул, значит, это было нужно. Так подумал вурмек и, догнав сурицита, пошел с ним рядом.
Дождь становился всё сильнее и сильнее. Накидка Горена насквозь вымокла, да и на его штанах и сорочке давно не было ни одной сухой нитки. Капля за каплей вода стекала в его сапоги и в них уже хлюпала мокрая и холодная жижа. Всё это только ухудшало состояние юноши. Он снова начал отставать и шел позади Реина, всё явственнее чувствуя, как болезненный жар, становясь сильнее, ослабляет его тело. Ноги казались Горену ватными, мысли путались, а перед глазами всё плыло. Постепенно вурмек перестал различать реальность и вырывающиеся из его подсознания диковинные образы. Картины, порожденные жаром, сливались с действительностью, удивляя и пугая юношу. То ему чудилось, что он не идёт вовсе, а стоит посреди реки в окружении сурицитов, то вдруг эти видения растворялись, и он опять видел перед собой спину идущего впереди Реина. Горен слышал голоса, отвечал им, а они отвечали ему, но потом внезапно исчезали, точно их и не было вовсе. Сбитый с толку и изнуренный недугом вурмек снова оказывался перед действительностью. В попытках прийти в себя он вспоминал стихи, прочитанные им когда-то, и рассказывал их вслух, отслеживая смысл каждого произнесённого слова. Но тело юноши больше уже не было способно выносить ни тяготы пути, ни даже мыслительного труда, и он упал на землю, потеряв сознание. Заметив это, Реин остановился. Сурицит не сразу подошел к вурмеку. Несколько секунд он стоял неподвижно, о чем-то глубоко задумавшись. А после, решительно шагнул к лежащему на земле Горену и, взяв его на руки, пошел вперёд по тропе.
Приближалась ночь. С того момента, как прислужник решился нести вурмека, прошло уже более четырёх часов. На привал Реин останавливался лишь дважды, и силы его были на исходе. Но, несмотря на усталость, он упорно шёл вперёд, побуждаемый одному ему известной причиной. Пройдя ещё с две сотни метров и миновав очередной холм, сурицит оказался перед широко раскинувшейся равниной. Тэпелрунг остался позади, а впереди, невдалеке, на линии горизонта, сверкая сотнями ярких точек, горели огни поселений уже совсем иных земель.
Денизья́м.
– Поднимайся! Проснись же!– эхом прокричал мужской голос.
Горен открыл глаза. Он лежал на кровати в маленькой мрачной комнатушке, а над ним, склоняясь, стоял человек. Незнакомец тряс вурмека за плечо и выглядел весьма недовольным.
– Вставай же, проклятый карлик!– ещё громче крикнул он.
Вурмек вскочил с места.